odynokiy (odynokiy) wrote,
odynokiy
odynokiy

Categories:

Контора глубокого бурения... Владимир Теняев

… Вернёмся в Маган, где я продолжал исполнять новые обязанности, свято веря, что обещания командира ОАО не останутся пустыми разговорами и посулами...
Времечко утекало, «как сквозь пальцы песок», дни пролетали пулей, пока я находился в штабе или летал. Но все дни казались похожими друг на друга, как близнецы-братья. Всё равно приходилось вечером возвращаться в гостиницу-общежитие. И ничего не менялось, никто не вызывал, чтобы сообщить долгожданную новость о квартире. Я стал нешуточно грустить от безнадёги такого беспросветного и незавидного положения.
По молчаливому уговору с замом по организации лётной работы, моя рабочая неделя частенько ограничивалась тем, что начиналась утром понедельника и заканчивалась послеобеденным временем пятницы. Заместитель по лётной хорошо меня понимал. И низкий поклон ему за это! Пятница и так почти у всех – короткий рабочий день, а у меня он тогда был еще короче. Но ведь я не убегал с работы, чтобы через полчасика наслаждаться домашним уютом! Рабочий день пятницы у меня лично мог затянуться надолго, так как мне ещё, каким-то образом, надо было добраться до Сангара...


Я являлся, возможно, одним из первых, кто применил модную ныне систему управления производством.
… Когда столицу Казахстана перенесли из Алма-Аты в Астану, то вертолётчики, перевозящие президента Казахстана (с ними в своё время познакомился), рассказали, что в первые годы новоиспечённое правительство этого государства ежеутренне садилось в самолёт и отправлялось из Алма-Аты в Астану. Весь день очень напряжённо работало, а вечером снова усаживалось в самолёт и возвращалось в Алма-Ату. Почти в полном составе.
Как на велосипеде, трамвае, метро или троллейбусе! Нечто подобное позже организовалось и в Пулково, когда произошло слияние с ГТК «Россия». «Рабы» жили и трудились в Питере, а всё высокое начальство процветало в Москве, ежедневно повторяя похожие вояжи туда-сюда...


А я предвосхитил это ещё тогда! Разница была лишь в том, что для вышеуказанных чиновников всегда к услугам рейсовые или специальные самолёты, а мне же попутную «лошадь» приходилось вычислять, отслеживать и «отлавливать», чтобы улететь в Сангар или обратно... Улетал, как правило, в пятницу, а возвращался в Маган утренним рейсом понедельника.


Оставаться в Магане на выходные – равносильно самоубийству! Требовалось либо летать эти дни напропалую, либо тупо и отчаянно пить горькую в гостинице. Заняться было совершенно нечем.


Поэтому-то и старался чаще бывать в Сангаре, где всё-таки пустовала квартира, а всё вокруг стало уже родным и знакомым. Когда совсем уж съедала грусть-тоска маганского бытия, то обнахаливался до невозможности и применял другую схему, оправдывающую отсутствие в рабочем кабинете или на командном разборе.


… У меня имелось немаловажное право подавать телеграммы служебного содержания за собственным индексом, обозначающим занимаемую должность. В любом приписном аэропорту, где было подобие АДП или радиобюро, лежали образцы личной подписи. Но обычно и сличать-то ничего не требовалось, так как меня знали в лицо почти все, кого это касалось.


Я каверзно хитрил и очень изощрённо мудрил... Скажем, если возникала необходимость подзадержаться в Сангаре, то быстренько подавал радиограмму на имя ЗКЛО (зам. командира лётного отряда), где указывал, что уже накопилось определённое количество пилотов, у которых подходят сроки проверки самолётовождения. И срочно требуется визит проверяющего штурмана, чтобы все проверки выполнить одним заходом, но в течение нескольких дней. А кто, как не я, согласится лететь из домашних условий в этот отдалённый Сангар? Именно мне тогда и карты в руки!


Телеграмму принимали за моей подписью, а уже после некоторого вполне понятного технического процесса передачи и доставки получатель совершенно не интересовался, кто именно её подал. ЗКЛО, скорее всего, думал, что командир звена или отдельной авиаэскадрильи слёзно умоляет командование помочь и поскорее прислать штурмана для проверки пилотов...


Если же я случайно узнавал, что намечается какой-нибудь интересный рейс по обслуживанию рыбаков или охотников, например, в Томпонские горы... Тогда был начеку! И иногда ребята настойчиво приглашали куда-нибудь в Хандыгу, Усть-Маю или Олёкминск, чтобы поразвлечься на рыбалке... Как можно устоять перед таким соблазном?! Но свой родной «попенгаген» всегда приходилось заботливо прикрывать чем-то неубиенным и крупнокалиберным. И я старался это предусмотреть.


Такими «фугасами» и являлись радиограммы в адрес ЗКЛО, но я уж совершенно точно знал, что он их обязательно «отфутболит» обратно и именно мне... Что и требовалось изначально!


Фактически, я присылал приглашения на какое-либо мероприятие сам себе, зная наверняка, что отказа не случится. И если на разборе КРС командир ОАО вдруг поинтересуется причиной отсутствия старшего штурмана, ему обязательно ответят, что у него обнаружились настолько срочные и неотложные дела на периферии, что... Слов нет!


… Вот, таким образом и проводилось время в ожидании того, когда же командир сдержит данные обещания в свете выставленных условий. А когда я прилетал в Сангар на выходные, то по старой памяти встречался с ребятами из ансамбля, только это выглядело уже совершенно не так, как раньше! Не было прежнего «запала» и задора... И я, и ребята прекрасно понимали, что всё это – уже временное. А самое лучшее давно пройдено, всё самое интересное уже позади...


Несколько раз я даже играл в волейбол за команду сангарского аэропорта, и мы занимали в турнирах если не первое, то второе место! И это препровождение тоже проходило временной фазой, как бы на полном «автомате» и по инерции. Надо было просто жить, ждать и «убивать» время.


… Прошло лето, за ним – осень, наступила долгая зима, а «воз» был всё там же, где и оставался весь этот муторный период. Работу я отладил, как мог. Старался учесть все нюансы, планы и как-то рационально совмещать полёты с многочисленными обязанностями, предполагавшими почти неотлучное нахождение в рабочем кабинете.


Карты всегда доставляли нешуточное беспокойство. Выдавали их экипажам старшие штурманы самолётного и вертолётного отрядов и я. Только не всё происходило так уж просто, чтобы отлаженный механизм учёта полётных карт не давал сбоя.


Все старшие штурманы бывали в отпусках, ездили в командировки, летали, замещали друг-друга. И иногда на базе оставался лишь кто-то один из лиц штурманского состава, который мог вовремя выдать экипажам нужные карты. И не всегда это происходило в спокойной обстановке, чтобы толково, как положено, записать в книгу необходимую информацию: кому, когда и что именно выдано (с указанием инвентарного номера карты).


Такой беспорядок и суета, в конце-концов, приводили к коллапсу. Перед тем, как составить в конце календарного года отчёт для управления, надо было собрать все нервы в кулак, плюнуть на полёты и абсолютно на все остальные дела. И пару недель заниматься только приведением в порядок отчётности по секретным и несекретным картам.


Я настоятельно предлагал старшим штурманам с самого утра ежедневно приходить и вместе разбираться в создавшемся хаосе «писулек», цидулек и других, якобы официальных записей о том, «кому, что и когда» выдавалось. Было очень напряжно и невыносимо трудно перед самым Новым Годом сидеть день-деньской в кабинете и заниматься бесконечным сличением данных о наличии и расходе карт по категориям. А отчёт высочайше требовалось составить в конкретно установленные сроки, и обязательно «приход-расход» должен совпасть тютелька в тютельку! Иначе, попахивало очень большим скандалом...


В такие дни мой кабинет сильно смахивал на штаб по подготовке к военным действиям. Сразу, видимо, не совсем понятно было со стороны – сами ли готовимся кого-то захватить или готовим широкомасштабную операцию по отражению внезапного нападения неизвестого, но очень коварного и вероломного противника! И в такие дни посторонним не рекомендовалось заходить ко мне без дела... А секретарше командира Cветлане я говорил, что уже практически «умер» для всевозможных мероприятий, не требующих моего непосредственного присутствия.


Кабинет был практически завален картами, разложенными везде! По масштабам, по номенклатурам, грифам секретности и назначению. Старшие штурманы отрядов уныло, но регулярно приходили по утрам и помогали разобраться и сверстать, наконец-то, ежегодный отчёт по картам.


Раздавались тихие матюки, вздохи, возгласы: «Нашел!»... – Это означало, что обнаружилась в укромном местечке какая-то тайная запись или листочек, подтверждающие факт выдачи когда-то и кому-то конкретной карты. Ведь зачастую, выдача карт происходила «на бегу» и очень быстро, в самоуспокоительной и самоуверенной надежде, что вот, чуть попозже или уж завтра-то – всенепременно – этот процесс будет должным образом зафиксирован в прошнурованной книге. А сегодня – первым пунктом обозначены сверхважные и неотложные дела, полёты или что-то ещё!


Таких «завтра» за весь год накапливалось несметное количество. И бороться с этим можно было только одним способом – переложить обязанности приёма-выдачи полётных карт на кого-то другого, кто не летал вообще и постоянно находился на рабочем месте. К примеру, на старшего штурмана аэропорта. Только он, по понятной причине лишней обузы, оказался совершенно против такой инициативы (я это неоднократно предлагал главному штурману УГА), да и прописывалось однозначно в документах из Министерства, что обязанностью заниматься учётом движения полётных карт должен старший штурман ОАО, то есть – я!... И даже в том случае, если бы мы тихонечко издали внутренний приказ по УГА, то наверняка, в кратчайшее же время нас бы поправили из Москвы. Со всеми вытекающими...


Ну, рано или поздно, правдами или не совсем, но отчёт всё-таки свёрстывался, вырисовывался, а данные, каким-то образом, полностью совпадали... Каких трудов и нервов это стоило, если бы вы знали!.. .Зато после отправки готового отчёта в управление наступало полное блаженство!... Создавалось полное ощущение праздника, хорошо и вовремя сделанного дела и того, что жизнь, несомненно, удалась, несмотря ни на что... Некоторое подобие эйфории.


Но всё это – очень ненадолго. До тех самых пор, пока из управления не приходила новая партия полётных карт. И сначала их надо было предварительно рассортировать, проштамповать и пронумеровать, записав каждую карту в специальную книгу... Всё начиналось с самого начала, только в обратном порядке.


И ещё один нюанс – карты, уже «отжившие» свой век, отработанные, изорванные и истрёпанные, настоятельно предписывалось принимать у лётчиков и уничтожать в установленном порядке. И такая комиссия тоже существовала! И по такому же установленному порядку именно я являлся её председателем...


Отношение к полётным картам, имеющим гриф «секретно», у всего лётного состава сложилось благоговейное и опасливое. Работать с такими картами приходилось не очень часто. Но всё-таки, были отдельные виды работ, требующих повышенной точности самолётовождения, которую можно обеспечить лишь при использованиии карт, скажем, пятикилометрового масштаба.


Но присылали ещё и трёхкилометровки – совершенно редкие карты, изданные даже не для всех регионов страны. Но они были. Точность нанесения объектов и ориентиров на этих картах являлась запредельной мечтой любого рыбака, охотника и браконьера.


А уж если начинался съёмочный сезон, когда штурман в штурманской комнате сосредоточенно размечал бесконечные участки аэрофотосъёмочных маршрутов, то вокруг него всегда, якобы случайно, крутились некоторые пилоты, которым позарез хотелось подглядеть или рассмотреть какой-то интересующий район... А если крупно повезёт, то и быстренько на кальку нанести, тщательно скопировав речушки, высотки, распадки и другие важные ориентиры.


Рыбаками, в той или иной степени, были все лётчики. А ведь не следует забывать и об охотниках! И такие охотники – не просто любители побаловаться ружьишком, как это часто выглядит в европейской и цивилизованной части страны. Там охота больше похожа на вид спорта или развлечение. В Якутии же, охота в глухой и непроходимой тайге является уделом почти профессионалов, которыми поневоле становятся те, кого затянул охотничий азарт... и добыча, приносящая немалую прибавку к столу. И стать охотником в Якутии можно только по большому душевному призванию. У меня такого желания и призвания не имелось никогда, но я хорошо понимал этих людей.



… Как уже упоминалось, в Сангаре я являлся полновластным хозяином всех секретных и несекретных карт. Там даже своего первого отдела не предусматривалось. Но часто приезжала комиссия из Магана, чтобы проверить, как учитываются, хранятся и выдаются полётные карты. А в Магане секретные карты хранились исключительно в сейфе первого отдела.


Если в Сангаре я мог иногда решиться на сделку с совестью, пойдя навстречу пожеланиям какого-то пилота посмотреть определённый район предстоящей рыбалки (ведь и сам, зачастую, приглашался на эту рыбалку!), но – только посмотреть, и не более!... А вот, в Магане такой расслабухи позволить себе уже никак не мог. Слишком много крутилось нежелательных «свидетелей» и возникало возможностей для огласки, сплетен и всевозможных пересудов.


«Отработанные» и пришедшие в негодность карты уничтожались в установленном порядке и достаточно регулярно. Выглядело это очень просто и незатейливо. В какой-то момент, мне звонил начальник первого отдела и говорил, что пора бы уже накопившуюся картографическую макулатуру, наконец-то, предать «геенне огненной».


Тогда на свет божий в укромном местечке неподалёку от здания штаба извлекалась и устанавливалась железная бочка. Разводился огонь при помощи некоторого количества бензина, керосина или солярки... И в чрево бочки медленно и торжественно, как в крематории, лист за листом опускались карты. Можно было и пачками бросать, но тогда пришлось бы целыми сутками напролёт бдить за этим процессом. Карты хоть и были отпечатаны на бумаге, но сгорать в большом количестве и одновременно отказывались напрочь!


А вы сами попробуйте поджечь пачку-подшивку простых газет. Тогда сразу станет понятно, что пачка-то с большим удовольствием тлеет, дымит, коптит, воняет и чадит. Но – не горит никаким пламенем!


Так и с картами – они предварительно переписывались по масштабам, номенклатурам и инвентарным номерам. Всё это заранее сводилось в специальный акт по уничтожению и подписывалось членами комиссии... А потом комиссия обязана была наблюдать, присутствуя при процессе огненного «погребения». Это отдалённо напоминало то, как ведут себя друзья и близкие покойного на похоронах.


Горит огонь, подкладываются новые партии карт... А люди, скорбно стоящие вокруг закопчёной бочки, так и стоят, потупив взор..., тихонечко переговариваются о делах насущных и зачарованно глядят на пламя, думая о вечном...



В один из дней, я, как обычно, утром зашёл в штаб, чтобы получить очередную порцию радиограмм-депеш и указаний в свой адрес. Ворох бумаг отложил в стороночку и предложил начать день с кофейка. Валера, начштаба, оказался абсолютно не против такой прелюдии к трудовому дню, а секретарша Светлана была даже ещё большей любительницей бодрящего напитка, чем мы оба.


Пока закипал чайник, Валера жизнерадостно сообщил, что меня ждут с официальным визитом «буровики». На что я не задумываясь особо, лихо и оптимистично ответил: «С вещами или без?» – Однако, начштаба многозначительно умерил небывалый оптимизм расплывчатой фразой-предположением, что мне, мол, самому должно быть виднее...


После кофе и перекура я отправился к себе в кабинет. И надолго задумался. Тревога какая-то возникла... Ведь Контора Глубокого Бурения, как в обиходе называли КГБ, просто так и запанибратски не приглашала к себе с визитами никогда. И если приглашала, то отказываться было не принято. А уж допустить разгильдяйство и неуважение последующим фактом, когда тебе вынужденно передадут повторный «привет» и более настойчивое приглашение, нельзя было в принципе!


Я начал в уме перебирать личные мелкие грешки, которые хоть как-то могли стать поводом или причиной подобного посещения грозной Конторы.


… Недочёты и упущения были. Как и везде..., как и у всех, кто занимается постоянной и живой работой с людьми на производстве. И в постоянно изменяющихся условиях и обстоятельствах, требующих определённой гибкости и принятия решений по складывающейся обстановке... Не находилось только того, чем моя скромная персона на тот момент, могла бы заинтересовать эту всесильную и могущественную организацию. На мой непредвзятый взгляд... Однако, тревога зародилась, подрастала и усиливалась неизвестностью.


Конечно, я мог бы предварительно переговорить или слегка проконсультироваться с куратором от Конторы при авиаотряде и ненавязчиво поинтересоваться причиной такого вызова. Но здраво рассудив, всё же пришёл к выводу, что этого не стоит делать.


Ведь куратор мог быть просто не в курсе деталей, а мог просто не сказать напрямую, напустив ещё большего тумана. И ещё немного радовало, что не указывалась конкретная дата, время и номер кабинета, где непременно должно произойти вышеуказанное мероприятие. Так что, вещички и «допровскую» корзинку пока можно и не брать с собой! А ехать в Якутск надо было обязательно. И – как можно быстрее...


Вербовка меня в шпионы-агенты, а уж тем более – для нелегальной работы, казалась полным бредом и ахинеей. Носителем каких-то особенных государственных тайн и секретов я тоже не являлся. Всё ограничивалось приказами, указаниями и информацией, строго в рамках гражданской авиации и профессиональной деятельности... Я рассуждал и прикидывал всё это, пока трясся в рейсовом автобусе Маган – Якутск. И ничего конкретного в голову не приходило. Все пути-дорожки тягостных умозаключений, рано или поздно, приводили к одному — к полётным картам.


… Так оно и оказалось. Когда я приехал по известному адресу, то доложил о себе и стал ожидать конкретного человека, который должен был выйти на проходную, выписать пропуск и провести через турникет мимо бдительного, вежливого и обходительного дежурного.


В кабинете произошёл довольно непродолжительный разговор. Всё сводилось к тому, что я должен поднапрячься и честно рассказать, знаю ли какого-то конкретного человека. И если да, то тогда хоть как-то охарактеризовать и его, и наши служебные взаимоотношения.


Названная фамилия абсолютно ничего не говорила. Я её слышал впервые. Но поинтересовался причиной такого пристального интереса и вообще, самой сутью или хотя бы общими чертами возникшей проблемы.


… Причиной интереса КГБ к моей скромной персоне, как я правильно и догадался, всё-таки являлись именно карты. И конечно, не простые полётные, с грифом «ДСП» (для служебного пользования), а именно секретные. Где-то всплыли некоторые экземпляры, которые, согласно всех актов и отчётов, давно сожжены, то есть, безвозвратно уничтожены. И беда в том, что на них стоял штамп с инвентарным номером. Отвертеться, открутиться, пойти в отказку и глубокую несознанку было просто невозможно! На штампе чётко читалась надпись: «Маганский ОАО ЯУГА».


Но я всё-таки надеялся, что тут явно закралась какая-то ошибка или произошло неизвестное пока совпадение, которые требуют дополнительного рассмотрения. И попросил показать, что же именно являлось криминалом, либо уликой или фактом разглашения того, чего нельзя разглашать ни под каким соусом!


Мне пошли навстречу и показали несколько истрёпанных карт. Я с облегчением увидел, что район «криминала» явно не имеет никакого отношения к Сангару. Всё-таки некий червячок сомнения здорово грыз изнутри. Но карты ограничивались районом, южнее Хандыги, но севернее Усть-Маи. Хуже всего то, что большинство карт – пятикилометровые, а несколько карт как раз очень редкого трёхкилометрового масштаба... Дело оборачивалось плохой стороной!


«Мужчина в штатском», который вёл душеспасительную, но весьма доверительную беседу в кабинете, был предельно вежлив и корректен. Но я чувствовал, что разговор происходит на той тонкой грани, на которой, будто бы, с нетерпением ожидалось, на какую же сторону я быстрее «упаду», балансируя и опасно лавируя между нелёгким выбором – сразу сдать кого-то... или признать свою прямую или косвенную вину, а то и хоть какое-то участие в данном происшествии. А я лихорадочно прокручивал в голове варианты и предположения, каким макаром избежать такого, отнюдь не почётного, соучастия.


Хорошо, что меня не торопили. Как раз наоборот, мой визит и должен был хоть в какой-то мере прояснить, каким образом и когда именно, эти карты ушли «налево» вместо обязательного огненного погребения в закопчёной железной бочке.


.. .Я принялся внимательно рассматривать штампы печатей. К своему облегчению, и отметив только для себя, а вслух же принципиально заявив, что судя по проставленным датам, меня на тот момент не только в Магане, но даже и в Сангаре ещё не было... И вообще – где-то около Якутии!... У меня имелось самое железобетонное алиби! Я тогда ещё только заканчивал Академию. И взятки с меня были гладки. Так что, помощник в этом деле из меня никакой, как ни прискорбно.


Беседа на этом практически окончилась. Но я всё-таки поинтересовался, при каких обстоятельствах и где именно эти секретные карты изъяли или обнаружили. В этом-то секрета, к счастью, никакого и не было. Мне пошли навстречу, перейдя уже на неофициальный язык, и – под кофе и сигаретку.


… В районе Эльдикана, который как раз находится между Хандыгой и Усть-Маей, органы милиции и местные егери задержали в тайге какого-то охотника-браконьера, жившего в собственном зимовье или избушке. На чём конкретно погорел, и за что его взяли, не уточнялось. Видимо – за дело... Но при задержании, в занюханном и засаленном рюкзачке обнаружили и изъяли карты, которые мужичок использовал для своих нехороших и неправедных целей. И самое важное: в его биографии отмечался факт предыдущей работы в Маганском ОАО в должности дежурного штурмана.


Это объяснило очень многое. По крайней мере, мне. В комиссию по утилизации и уничтожению полётных карт включали и эту категорию работников. А при грамотном подходе к делу, вполне можно было на каком-то этапе «зажать» нужные номенклатурные листы, а то и попросту пойти на сговор и откровенный должностной подлог.


Чем закончилось дело для того штурмана-браконьера, точно не знаю. Судили, это – факт! Но найти виновных в утрате, подлоге либо подмене секретных карт не удалось. А может быть, я просто об этом не знаю... Меня же больше по этому поводу к «буровикам» не вызывали, а я вовсе не интересовался закономерным финалом. Но всё-таки очередную «зарубочку» на будущее в голове затесал...


Когда я начинал летать ещё на академической практике, то всегда смущала странная надпись-предупреждение в штурманских комнатах каждого аэропорта. Она бросалась в глаза, коловоротом высверливала мозги и выжигала сознание. Плакат гласил: «Экипаж! Помни! Работать с картами только при закрытых форточках!»


Я был ещё юный, совсем неопытный и прямо понимающий всё написанное, без учета авиационной специфики. Весьма удивляло несоответствие: на столах всегда лежали расстеленные полётные карты, и присутствовали экипажи, которые на этих картах кропотливо и внимательно что-то рассматривали или прокладывали... А летняя духотища, волей-неволей, заставляла настежь открывать не только форточки, но и все двери-окна, совершенно наплевав на пламенный призыв со стены – одновременно закрывать и не пользоваться... Можно было свихнуться!


Мой пытливый ум судорожно искал варианты – каким образом неведомый враг-шпион сможет через открытую форточку рассмотреть сверхважные секреты на разложенных картах. И чем таким особенным отличается такой простой способ получения информации от усложнённого, когда форточка закрыта. Разрешением либо мощностью вражеской фотоаппаратуры? Или тайны и секреты внезапно распространяются воздушно-капельным путем через настежь распахнутую фрамугу? Ответа никогда не находил, отвлекаясь на какие-то другие важные дела.


Но каждый раз этот лозунг, призыв или предупреждение возобновлял новые потуги, размышления и недоумения... Надпись была сродни всем известным – «Родина-мать зовёт!», «Ты – записался добровольцем?», «Пьянству – бой!» или «Болтун – находка для шпиона».


Но если в этих призывах, имелась хоть какая-то конкретная ясность и утверждение, то в случае с открытыми форточками долго не отыскивалось никакого понимания. Долго. Но сомнения развеялись однажды, и всё встало, наконец-то, на свои законные места. «Ларчик» открывался настолько просто, что потом самому стало смешно, как это сразу не догадался? Ведь не надо идти слишком сложным путём умозаключений, чтобы прийти к нужному выводу. Надо было просто... Очень просто посмотреть на суть...


Как-то раз, я вынужденно приехал в Якутское УГА по служебным делам и неразрешённым вопросам. Все пути-дороги сходились в лётно-штурманском отделе и в кабинете главного штурмана... Я застал его за телефонным разговором. И разговор происходил, судя по всему, весьма нервно, напряжённо и не сулил ничего хорошего тому, кто находился на другом конце провода.


Главный просто кипел от ярости и негодования. Он то срывался на крик, то устало начинал чуть ли не шёпотком увещевать неизвестного собеседника: «... пусть в тайгу отправляются! И прочёсывают там всё подряд!... Но хоть кусочек, крохотный клочок, но найдут... Хоть месяц, хоть два ищут! Мне наплевать, как это будет сделано... И если кусок со штампом хотя бы предоставят...»


Я терпеливо ждал, пытаясь уяснить суть разговора по этим обрывочным фразам. Главный бросил трубку, поздоровался и предложил пойти на лестницу перекурить... Во время перекура я не стал донимать его глупыми расспросами, хотя, на самом деле, меня распирало любопытство, кого и зачем он так жестоко и настойчиво отправляет в таёжные дебри. Но главный находился под большим впечатлением телефонного разноса, и сам решил поделиться некоторой информацией.


… Экипаж Ан-2 одного из якутских авиапредприятий выполнял обычный рейсовый полёт... Лето, жара на улице и особенно – в кабине самолёта... Экипаж рутинно вёл визуальную ориентировку, разложив на коленях полётную карту... И в один момент, очень опрометчиво приоткрыл форточку, чтобы хоть какой-то свежий и прохладный воздух проникал в кабину... И карту моментально высосало-вытянуло сквозь, вроде бы, небольшую щель. Прямо в тайгу...


Вот, на поиски остатков или клочков этой карты и отправлял главный штурман тот незадачливый экипаж, который либо читать плакаты не умел, либо расслабился до невозможности, либо – что-то ещё!


Конечно, искать в тайге и по всему маршруту единичный лист карты – совершенно невозможно. Искать возможно, но найти – крайне сомнительно и практически бесполезно. Главный не шутил, но такой «командировкой» экипажа давал понять, насколько серьёзен этот вопрос. Ведь надо было потом как-то списывать утерянную карту. И невозможно объяснить никому, что случился нелепый казус... Если и казус, то экипаж надо наказывать. И очень строго – в назидание всем остальным, кто не умеет читать плакаты и пламенные призывы в штурманской комнате.


Что было дальше с тем экипажем, и как выкрутились со списанием утерянной и унесённой ветром карты, доподлинно не знаю. Случай, одновременно, и смешной, и вполне серьёзный... Но очень жизненный и важный. В авиации мелочей нет!

Tags: Якутия
Subscribe
  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 0 comments