odynokiy (odynokiy) wrote,
odynokiy
odynokiy

Category:

Аукцион... Владимир Теняев

Повеситься, однако, оказалось не так-то просто! Надо было сначала подходящее и надёжное место подыскать, крюк вбить, верёвку приготовить... Мыло?!... И записку какую-никакую нацарапать, чтобы уж точно известить и обнародовать, кто меня до всего этого довёл... И не забыть сделать всякие необходимые распоряжения, пожелания, объяснения и извинения... Чтобы если и уйти из жизни, то – как положено нормальному самоубийце, который хочет, чтобы после этого виновные всю оставшуюся жизнь плакали, рвали растительность на теле в разных и очень интимных местах, причитали, вспоминали и не находили себе места...
Да и простое любопытство разбирало. Оставалось кое-что ещё, что требовалось обязательно сделать ещё при жизни. С чувством холодка в нижней части живота я опасливо распечатал конверт и начал читать... Всё правильно! Сухими казёнными фразами описывался факт моего антиобщественного поведения и грехопадения, выразившегося в... Сами уже знаете, в чём именно. По правилам того времени, обуза разбирательства и последующего перевоспитания бедолаги-алкаша возлагалась на трудовой коллектив. ЛТП – крайняя мера! До этого предела я, кажется, ещё не дошёл. Но находился уже где-то совсем рядышком. Пара-тройка таких писем в будущем, вот тогда – прямая дорога именно туда.
Только воспитывать хроника коллектив должен не прямо сразу, а лишь только после того, как окончательно вымотает всю душу и нервы опустившемуся пьянчуге. Для этого предстояло пережить пару обязательных комсомольских или партсобраний, обсуждение на профкоме, женсовете или собрании трудового коллектива, если алкаш, ненароком, беспартийный..., а также закономерную процедуру всеобщего порицания и сурового общественного презрения.

… Ждать так долго я попросту не мог! Повеситься хотелось прямо сейчас. Но и предсмертную записку надо было сочинить обстоятельную. Чтобы никого не забыть, и причины доходчиво назвать. А для этого, хотелось разобраться и выяснить отношения с Н.Н., так подло обманувшим моё доверие. Снова поплёлся к нему. Чувства отчаяния и отрешённости полностью овладели мной: душила ненависть к себе, обида на окружающих, и многое-многое другое! Если бы не эти чувства, заслонившие всю реальность, и если бы я мог быть чуть-чуть повнимательнее, то ещё тогда заметил бы некоторые нестыковки и удивительные ляпсусы сложившейся ситуации. Но мне было совершенно не до этого!
По дороге встретился кто-то из лётчиков, мы недолго поговорили о чём-то постороннем. В разговоре выяснилось, что я напрасно иду к Н.Н. – он на днях получил телеграмму о болезни жены и срочно вылетел, взяв краткосрочный отпуск... Процедуру повешения пришлось временно отложить. И я снова отбыл доучиваться в УТО... Оставалось дня три до окончания курсов, когда передали, что меня срочно вызывает на аудиенцию командир ОАО. Я отчётливо понял, что надо или сейчас выполнить задуманное, или...
Попытаюсь объяснить, «кто и что» такое представляла фигура командира любого ОАО в те времена. Если объединённый авиаотряд образно сравнить с государством, то ОН являлся президентом. Территория Маганского ОАО была настолько велика, что некоторым из работников никогда в жизни не посчастливилось вживую увидеть командира ОАО. А уж поговорить — тем более! Многие просто знали, что ОН – есть. А как выглядит, хрен его знает! Ну, не член ведь Политбюро, чтобы портреты ЕГО носили на демонстрациях...
К тому времени и я всего-то раза два его сподобился увидеть, когда командир приходил на разбор в лётный отряд, чтобы задушевно сказать «пару ласковых» коллективу, чтобы тот не очень-то сильно расслаблялся и самоуспокоенно почивал на лаврах. И я довольно хорошо представлял его внешне. А это не вселяло никакого оптимизма. Мужик был суровый и серьёзный. Не из лётного состава. Надеяться на взаимопонимание и лёгкий разговор по любому поводу не приходилось. А ехать на неожиданное и обязательное рандеву требовалось немедленно, не откладывая на потом ни на минуту! Это выглядело именно тем «заманчивым» предложением, от которого невозможно отказаться. И я в смятённых чувствах душевного раздрая, многочисленных сомнений и терзаний поехал после занятий, ожидая самого худшего.
… Решительно вошёл в приёмную и доложил секретарше о себе и цели визита, которой, в общем-то, не знал. Она как-то уж очень оценивающе посмотрела. Вроде – «так вот, какой ты, северный олень!» – и предложила посидеть-подождать. Командир был пока занят.
Секретарши всегда и почти всё знают. Узнают кое-что даже раньше, чем начальники. Ведь все бумаги в кабинет поступают только после того, как тщательно отобраны и рассортированы по важности, срочности и категориям принадлежности к какой-то тематике. А ещё раньше, конечно же, абсолютно всё знает начальник штаба ОАО, к которому и поступают многочисленные радиограммы и другие важные документы. Поэтому у меня ни тени сомнения не возникло, почему так оценивающе взглянула секретарша. Очень осуждающе, как показалось. Я вообще тогда был очень мнительным после произошедшего, поэтому-то и считал, что все давно знают... и только об этой срамоте и думают.

… Просидел минут двадцать в томительном ожидании неизвестности. Мыслей уже попросту никаких не возникало! Я был пуст, как барабан, вымотанный и измочаленный. Внезапно дверь кабинета распахнулась, и оттуда вышла группа людей, продолжающих что-то бурно обсуждать. И среди них — ОН. Я понял, что суровый и справедливый час расплаты близок, как никогда.
Проводив посетителей, командир буднично сказал секретарше, чтобы она дала команду «запрягать», то есть, вызывать шофёра и автомобиль, чтобы срочно ехать в управление, и что до завтра его уже на рабочем месте не будет. На мою скромную персону даже и внимания не обратил. Мало ли, кто отирается в приёмной в неприёмные дни! А мне вдруг остро захотелось стать невидимкой... Только секретарша не дала такой возможности. Она с иезуитской улыбкой заявила, что «северный олень», которого настоятельно вызывали — вот он!
Командир тоже очень оценивающе взглянул на «оленя», подумал немного и сказал, что три минуты, никак не больше, сможет ещё подзадержаться... и указал на дверь кабинета, приглашая войти... Крутой нрав командира был общеизвестен. Поэтому я понял, что жить мне осталось ровно три минуты. Этого времени ЕМУ вполне бы хватило, чтобы «оттарантасить» меня по полной программе... Во всех мыслимых и немыслимых позах... Во все имеющиеся отверстия... И при желании, ОН мог бы «продолбить» ещё и новые. Причём, удовольствие стало бы односторонним, а уж про удовлетворение и говорить не надо! Вихрем всё это пронеслось в голове, пока я ковылял за хозяином в просторный кабинет...
Однако, разговор совершенно неожиданно приобрёл форму монолога. И точно, не занял более трёх минут. Командир устало поведал, что у меня есть ровно две недели на раздумья, предложения и на принятие твёрдого решения о том, чтобы стать... старшим штурманом ОАО. И именно через две недели будет ждать меня и очень осознанного вывода. Всё! Он озабоченно посмотрел на часы, давая понять, что разговор на этом окончен. Я вышел из кабинета на ватных ногах, совершенно обалдевший и одуревший... Секретарша вдруг одарила приятной улыбкой «северного оленя», и я попрощался, совершенно уже ничего не соображая от абсолютного непонимания ситуации, к которой морально готовился.
Оставшиеся дни учёбы провёл в полной прострации, пытаясь сообразить, как же теперь «разрулить» сложившееся положение дел. С одной стороны — командир, кажется, пока ничего не знал про вытрезвитель. С другой – а сколько это неведение продлится? Надо было за оставшееся время выяснять отношения с Н.Н.! Без полной ясности в этом вопросе любое решение стало бы просто непонятным и двусмысленным... Я вернулся в Сангар, а Н.Н. должен был вернуться из отпуска дня через три.


… В какой-то выходной день к нам в гости приехала подруга жены. Мы сидели, разговаривали, ели-пили... Всё – как обычно, вроде бы. Только нужного настроения у меня ни на что подобное не складывалось. А жена с подругой всё подначивали, посмеивались, шутили... Будто бы знали что-то такое тайное и очень секретное... Кстати, жене я обо всём рассказал ещё в самый первый приезд после вытрезвителя и визита к Н.Н.


При очередной «прозрачной» шутке со стороны дамского коллектива, меня вдруг осенило. Как же я этого не заметил сразу?! Как же был занят своей бедой и попытками замести следы, чтобы не заподозрить подвоха и неувязок!... Ещё тогда, когда вскрывал и распечатывал конвертик из медицинского заведения?! Ведь всё было шито такими белыми нитками, такими крупными и грубыми стежками, что только полный остолоп не мог практически моментально такого несоответствия обнаружить!


И тогда я решил пойти «ва банк»! Напрямую спросил у «хранительниц секретов» о том, что если уж текст письма ими был совместно сочинён и выстрадан, то где же оно печаталось?... И подруги немедленно разразились неуёмным хохотом. Я понял, что уж тут-то никак не ошибся! Подруга жены работала в структурах, близких к сангарскому медвытрезвителю. И напечатать сочинённый и практически стандартный текст не составляло никакого труда. И штампы-то стояли местные, а не Якутские. И какой смысл посылать компромат на домашний адрес самого компрометируемого? Надо ведь — в канцелярию к Н.Н... Плохо быть осликом, как говаривал герой известного мультика, но именно им я и оказался, пытаясь сначала разобраться в себе, в ситуации и совершенно не желая замечать очевидного!


Шутка оказалась довольно злой по отношению к моим душевным терзаниям, хотя и вполне понятной, если подходить к этому трезвомысляще. А именно этого сразу и не было. И ещё я с облегчением понял, что к Н.Н. уже незачем идти: надо теперь решать конкретно, принимать лестное предложение или всё же отказаться...


Слухи, как известно, разносятся с поразительной скоростью. Каким образом это происходит, даже и не возьмусь анализировать. Не прошло и двух дней из отпущенных двух недель на раздумье, как я начал замечать некоторый вакуум и напряжённость вокруг меня. Не со всеми это наблюдалось, а с отдельными «товарищами», которые вдруг стали заискивать, осторожничать и «прогибаться» даже тогда, когда ситуация вовсе этого не предполагала, а также, порой, происходили удивительные и разнообразные метаморфозы в сложившихся взаимоотношениях.


Я даже ещё не решил и не обдумал толком, как правильно поступить, как вдруг и невзначай посыпались задаваемые вопросы, на которые было трудно ответить однозначно... – «А правда-ли, что..?» – Как мог, так и отшучивался, всячески отнекивался, но это только прибавляло густого тумана, непонятной таинственности и неопределённости... Загадочность ситуации и моя персона в ней преследовали практически везде, где бы ни появлялся. Примерно, как тот ревизор, прибывший инкогнито из Петербурга. Никто толком ничего не знает, но, на всякий случай, надо бы перебдеть...


И всё это довольно сильно напрягало. Я прекрасно сознавал, что принять предложение – надо. Несмотря на имеющиеся сомнения, возраст, третий класс, отсутствие опыта работы на такой должности... Словом – следует! Другого подобного шанса может и не предоставиться никогда. А из Сангара требовалось срочным образом выбираться, пока там не «засосало-затянуло» окончательно и на всю жизнь!


И ещё хорошо понимал, что всё давно уже заранее продумано, многократно просчитано и согласовано. Старший штурман ОАО – единица, утверждаемая управлением ГА по предоставлению кандидатуры командованием ОАО, а уж без санкции и предварительного согласия главного штурмана УГА никаких телодвижений и назначений просто быть не может. По меткому выражению моего коллеги – номенклатура!


Честно говоря, все плюсы и минусы такого назначения были ясны и понятны. В Сангаре я уже прижился, привык, обзавёлся друзьями и ансамблем. Река Лена. Рыбалка. Всё компактно и привычно. И хозяином был сам себе. Начальство далеко – в Магане, а с Н.Н. давно уже найден общий язык.


Меня не страшила перспектива стать «пугалом» с не по возрасту большим количеством лычек на погонах, их должно стать аж целых четыре! Просто я уже почти налетал положенное количество часов, чтобы через два-три месяца попытаться сдать экзамены на присвоение второго класса. Надо было лишь чуть-чуть поднапрячься и долетать требуемые часы.


Я рассудил, что раз уж суждено... То и не стоит сомневаться. И никто ведь не отберёт возможности бывать в Сангаре тогда, когда этого захочу. Прав заметно прибавится, обязанностей – тоже! Но мне непременно надо «расти» и пробиваться в большую авиацию, о которой так мечталось. И будучи поближе к управлению, можно держать «руку на пульсе» и отслеживать ситуацию... Ждать подходящего момента.


Поэтому я решительно отмёл все сомнения и решил... продать себя подороже, прекрасно помня, как меня «купили» в Академии и в кабинете главного штурмана Якутского УГА, послав работать в неизвестный тогда Сангар. Я понимал, что в этой ситуации – торг весьма уместен. Главное – не перегнуть палку, не «переборщить» с ценой и не упустить чего-то очень важного...


Через две недели состоялся «аукцион» в кабинете командира ОАО.


… «Аукцион» выглядел довольно странно, если подходить с обычных позиций. Публики и завистливых конкурентов не присутствовало. Были только я, в качестве «товара», и «покупатель», в виде командира ОАО... Разговор произошёл деловой, не предусматривающий ни капризов, ни жеманства, ни чего-то другого в этом роде. И абсолютно честный, мужской... Без обиняков и неуместной двусмысленности.


Я быстренько выложил доводы и некоторые оправданные сомнения относительно своего опыта и класса специалиста. На что получил ответ, что опыт у меня, бесспорно, уже есть. Его надо только приумножить. И мои способности и деловые качества не подлежат обсуждению, так как давно уже присматриваются и отслеживают мою деятельность... Класс? Так ведь уже и срок подходит, как только — так сразу!


Командир попросил выложить начистоту пожелания и требования, если таковые имеются. Конечно же, они нашлись. И немалые, по меркам Якутии и того времени. Пожелания и требования уложились, всего-навсего, в три кратких пункта. Но какими ёмкими и выстраданными они оказались! Кто не был на севере, тот и не вполне поймёт. А кто побывал и что-то о севере знает, тот меня точно поймёт сразу... Да и в любом регионе желательно бы иметь то, что я поставил непременным условием перед тем, как написать рапорт о согласии. И я прекрасно понимал, что кроме честного мужского командирского слова-обещания выполнить..., мне абсолютно не на что рассчитывать. Не стану ведь обозначать жёсткие сроки и требовать расписки в том, что всё будет непременно выполнено!? Это – подразумевалось и не требовало дополнительного обсуждения, а уж тем более – каких-то мальчишеских капризов.


Три пункта. Всего. Первый – квартира. И не простая, как в Сангаре, а двухкомнатная. И благоустроенная. С телефоном, который я, кстати, один из немногих, имел в Сангаре – с выходом на межгород. И под благоустроенностью подразумевалось не просто наличие воды в кране. Горячей всё равно не наличествовало ни у кого. А чтобы «удобства» были не на улице, и горшок-унитаз стоял прямо в квартире! Это – почти что самое важное в благоустроенности северного жилья.


Второй пункт – обязательное устройство жены на работу. Какую именно – абсолютно не было важным. Простое трудоустройство. Не уборщицей и не курьером, а конечно же, что-то посолиднее.


Третий пункт – детский сад для сына... Всё! Больше просьб, требований, пожеланий и ультиматумов не прозвучало... Я иссяк и пересох, замерев в томительном ожидании ответа-приговора.


… Это не являлось никаким шантажом с моей стороны. Просто я тоже просчитывал ситуацию, прекрасно понимая, что не выдвинув никаких контраргументов, могу оказаться в очень непростой ситуации. Во-первых, я уже познал север и его бытовые условия. Мы, командно-лётный состав, общались друг с другом довольно часто на всевозможных выездных разборах и совещаниях в масштабах Якутского УГА. И штурманов ОАЭ и ОАО я знал абсолютно всех, как и они знали меня. И проблемы рабочие и бытовые на местах были известны из самых первых рук.


Во-вторых, я уже знал людей, соблазнившихся более-менее высокой должностью, неплохим окладом и властью..., годами потом ожидавших отдельного жилья вдалеке от семьи. Они слепо поверили, что большая должность подразумевает и всё остальное, как бы к ней прикладываемое... На деле, всё обстояло намного сложнее. Кого-то обманывали, кормя «завтраками», у кого-то менялось начальство, всё это пообещавшее... А новое начальство наотрез отказывалось брать на себя обязательства прежнего руководства. И законная очередь ведь существовала на получение и расширение жилья, и преогромнейшая! И профсоюз не стоял в стороне. Какое ему дело до какого-то там старшего штурмана, если давненько бедует многодетная семья радиотехника или, скажем, водителя спецтранспорта?


В-третьих, это именно во мне имелась определённая заинтересованность, а не моё страстное желание войти хозяином в персональный кабинет с табличкой. Просто ситуация с «и.о.» надолго затянулась, практически зайдя в тупик. Ждать «варяга» со стороны оказалось невозможно, не заманив его туда примерно тем же, что и я попросил взамен своего добровольного «рабства и ярма». И идиотов-добровольцев «порулить» чуток, ясно представлявших себе всё, связанное с подобным назначением, почему-то долгое время никак не находилось...


Ещё слегка порассуждаю на эту тему, но уже в общечеловеческом смысле. В авиации, равно как и в других коллективах, надо опасаться именно таких людей, которые рвут на себе рубаху, клеймя позором и тыча в нос недостатками, упущениями и недочётами существующему руководству. Они, как правило, говорят: «Если бы я... Дайте мне... Назначьте... И всё моментально станет идеально, как при коммунизме!...»


Такие-то субъекты и страшны в своём слепом карьеризме и властолюбии... Именно они могут «наслесарить» и дровишек «нарубить» не один воз! И пройтись «по головам», а потом переступить через..., даже не оглянувшись ни разу... Это для таких – в порядке вещей! Власть – главное... И имеют такие субчики за душой только одни пустые слова, популистские лозунги и нелепые обещания, основанные на узком взгляде со стороны, совершенно не зная истинности и глубины любой из проблем, которые сейчас так рьяно критикуют...


В общем, бытовало распространённое мнение, что никогда не следует назначать ни на какую должность человека, так страстно эту должность желающего... Надо предложить её кому-то другому, поскромнее и поделовитее... Но которого стоит уговорить не простыми словами «так надо во благо, во имя и для»... А – убедить. И иногда «тихушник», вовремя замеченный, становится, на деле, очень хорошим руководителем... Это я не о себе, а только самые общие выводы и рассуждения привёл, пригодные всегда и везде... А вообще-то, по очень большому счёту, я ничего и не потерял бы, в том случае, если бы это назначение и вовсе не состоялось.


… Не потерял бы ничего, кроме одного – возможности в обозримом будущем выбраться из Сангара. Так как своим отказом надолго «выбил» бы себя из «обоймы» возможности назначения куда-то ещё. Дважды такие вещи не предлагают.


… Командир взглянул на меня с непередаваемым интересом. Закурил и мне предложил. Я сказал, что курю только «Беломор». Он разрешил и это. Одновременно, командир по селектору сказал секретарше, что его с полчасика ни для кого не будет. И – попросил два кофе. Я понял, что официальная часть беседы закончена. Оставалась самая главная, хоть и неофициальная...


Кофе! Отдельный разговор. Светлана, которая работала секретаршей, являлась женой командира Л-410, которого я, к тому времени, довольно неплохо знал. И с ней мы позже очень хорошо контактировали по рабочим вопросам. В смысле того, что общались как бы на «короткой ноге». Светлана частенько звонила по телефону в кабинет и говорила, что в канцелярии у начштаба для меня скопилось некоторое количество важных радиограмм и документов. И их следовало бы срочно забрать. И первый отдел как раз находился в штабе ОАО. Туда мне надо было тоже не забывать заглядывать. Это являлось своеобразным паролем и ритуалом, связанным с кофе.


Светлана знала, что если я обещал быть через десять минут, то сразу же включала электрочайник. Я приходил, забирал бумаги и оставался у начштаба Валерия, тоже большого любителя кофе. В его кабинете разрешалось курить. Втроём попивали растворимый кофеёк «под сигаретку-папироску», наслаждаясь временным перерывом в делах... А кофеёк-то разбадяживали самый обычный, дрянной – растворимый, но – советский. Импортного тогда вообще не видели, да и этот-то являлся страшным дефицитом! «Доставать» и поставлять банки с кофе в штаб было моей святой обязанностью, так как у меня сложились крепкие и налаженные связи с сангарской нефтеразведкой и ОРСовским начальством...


… Мы с командиром пили кофе молча. И выкурили не по одной... Я ждал, а он не торопился, но потом как-то сразу перешёл прямиком к делу. Причём, начал с последнего обозначенного пункта «заявы». Фразы были рубленые и чеканные. Сказал – как отрезал!... «Детский сад? Нет проблем. Работа жене в БАИ подойдёт?» – Я кивнул...


Поясню, что БАИ – это бюро аэронавигационной информации. Работа в тёплой комнате, под эгидой первого отдела. А в специальном отношении эта служба тогда подчинялась старшему штурману ОАО, то есть, как бы мне... на предстоящий момент. Работа заключается в выдаче экипажам портфелей с полётной документацией и внесении поправок в сборники и регламенты. Для женщины на севере – мечта, а не работа!


… А вот, самый основной и важный пункт, касающийся квартиры, командир озвучил примерно так: требования ему ясны и понятны. И правомерны. И он сам не позволит, чтобы старший специалист прозябал в какой-то квартирке без удобств. Телефон – положен по должности. Двухкомнатная? Тоже согласен! Только надо подождать. Первая же освободившаяся, подходящая по перечисленным параметрам – будет моей... Сколько ждать? Неизвестно... Всё предельно честно и откровенно. Ждать можно было очень-очень долго. А может, и нет... Это уже – как выйдет.


Этот вариант я тоже предусматривал. Сказал лишь напоследок, что тогда просьба пока будет только одна, прежде чем написать рапорт о согласии. Чтобы сангарская квартира оставалась за мной до момента полного переезда в мифическую квартиру в Магане. Всё!


И командир протянул руку в знак согласия.. .«Аукцион» состоялся при полном удовлетворении обеих сторон.


… Командир был настоящим мужиком и хозяином своего слова. Через полтора года над ним сгустились тучи. И стало известно, что через месяц он будет обязан освободить своё кресло для кого-то другого... Гораздо позже на очередном разборе с начальниками служб он ясно дал понять, что обязательно уйдёт. И попросил, чтобы ему напомнили, кому и что именно он пообещал. И пока почему-то не выполнил... А после этого – выполнил всё, что обещал... Мужик!


… Рапорт написать можно быстро. Что и сделал. А вот, до реального назначения и полноправного вступления в должность было прожито ещё немало времени. Обязательным условием являлась сдача экзаменов на присвоение второго класса штурмана ГА. О процедуре сдачи лётным составом на первый класс и о том, как это происходило вообще, и о собственном «процессе» обязательно расскажу отдельно, так как это заслуживает специального разговора.


А дело до этого пока ещё не дошло, ввиду недостаточного количества налетанных часов, и я продолжал трудиться в прежней должности. Только многое поменялось и в моём мировоззрении, и в отношениях с окружающими.


… Я пребывал в странном состоянии души. Вроде того сказочного джинна, который «здесь и не здесь, везде и нигде», и вроде того, что тело ещё в Сангаре, а дух – уже в Магане. Стал, поневоле, обращать внимание на кое-что с позиций уже новой должности. Самонадеянно продолжаю думать, что руководство тогда не ошиблось, остановив выбор на мне. Всё – очень просто. За три года я научился многому из искусства «втирать уши» и вешать лапшу начальству, строча обязательные отчёты о... многом, что непременно приходилось ежеквартально, в полгода и за год... составить и отчитаться. И «лакировать» кое-что тоже уже умел. Грамотно составить отчёт о..., чтобы «комар носа не подточил», это ведь тоже надо уметь! Чтобы не всё было только плохо, и не всё выглядело обязательно хорошо. Как-то так – обтекаемо. И с недостатками, и с незначительными упущениями, но в целом – неплохо, и уж явно лучше, чем в прошлый раз... Чтобы – «и вашим, и нашим», «волки – сыты, овцы – целы»... Не знаю, как ещё объяснить! Короче говоря, чтобы и недостатки присутствовали обязательно, и намеченные меры по их устранению впредь. Но и чтобы на лётном составе это не отразилось, и отчёт не выглядел вовсе уж похоронным или наоборот – победоносным...


Это только сначала, в первые полгода, я пытался честно всё осилить и отшарашить на бумаге. И печатал самостоятельно на старенькой машинке, выклянчивая копирки в канцелярии. Скоропись муторно оттачивал, постигая таинство расположения кнопочек на печатной машинке, почти допотопном «Ундервуде»... Потом понял, что не смогу ничего больше делать, кроме мучительного рождения постоянных отчётов и анализов проверки первичной полётной документации, учёта и движения карт, внесения поправок... А летать при этом безобразии – вообще бессмысленно. Жизнь заставила и научила, как нужно правильно поступать.


… Поэтому-то обмануть меня в чём-то таком, что и сам проделывал неоднократно, было делом, практически невозможным... А возможным, если бы только я сознательно закрыл на это глаза.


Помню, происходили, поначалу, случаи отказа барографов на самолётах Ан-2. По барограмме можно отследить высоту полёта и довольно точно определить, осматривал ли экипаж площадку перед тем, как произвести посадку. Это требовалось делать обязательно! Во-первых, при таком снижении можно и нужно определить ветер у земли и направление для посадки. А во-вторых, можно увидеть состояние полосы и наличие или отсутствие каких-либо препятствий на ней.


В общем, почти как на кардиограмме. Должна присутствовать кривулечка-загогулинка-площадочка. Обязательно! А экипажи работали очень опытные и донельзя ленивые в некоторых щепетильных вопросах. Вечно торопились куда-то. Садились сходу, без осмотра. И для верности выключали барограф, записывая после полёта в журнале замечание о якобы замерзании чернил или неисправности самого барографа.


Инженерно-технический состав АТБ мужественно пытался определить характер отказа или неисправности, но ничего не находил... Когда такие случаи стали массовыми, то я решительно пошёл в АТБ и задушевно поговорил с инженерами. В итоге, у них родилась мысль, воплощённая в жизнь. Хорошо, что я не сказал никому, кто именно придумал такое рацпредложение. Лётчики просто организовали бы сначала нешуточный «детский крик на лужайке», а уж потом – грандиозные похороны «благожелателю».


Пытливый ум инженерного сословия нашёл гениальное решение – барограммы стали коптить. Натуральным образом! Закопчённую ленту сверху покрывали каким-то лаком. И чернил, которые могли бы замёрзнуть, вообще не требовалось. Какая экономия на чернилах, только представьте и вдумайтесь!... Лапка-перо барографа уверенно процарапывала копоть и оставляла ясный след, по которому можно определить и высоту полёта, и наличие или отсутствие обязательной площадки для осмотра перед посадкой... А ведь я ещё застал времена, когда ушлые и находчивые пилоты сами старательно рисовали чернилами фиктивную барограмму выполненного полёта. Теперь же, такое стало попросту невозможным...


В общем, я уже ясно представлял всю или почти всю многообразную «кухню», сопровождающую выполнение полётов. Как это представляли себе и те, кто должен в будущем отчитываться передо мной.


Тем не менее, вскоре подошла пора сдавать на второй класс...


«Созрел» я к ноябрю 83-го. Как мечталось поскорее налетать положенное количество часов! Вообще-то, у штурманов классификация начинается с 4-го класса. Но он присваивается выпускникам училищ, а 3-й автоматически имеют те, кто имеет высшее специальное образование. Тогда для штурманов только Академия имела такой статус.


Сдача на класс – событие очень большого масштаба. Вне зависимости от того, на какой именно класс предстоит сдать экзамены. Таких случаев в жизни лётного состава, при хорошем раскладе, может быть всего ничего... «Ступенечек» всего три, а если начинать сдачу, имея уже третий класс, то остаётся две. Конечно, если не дай Бог, в жизни произошло какое-то лётное происшествие, требующее подтверждения квалификации, или даже повлёкшее понижение в классе, то количество таких «ступенечек» может увеличиться. Но это – довольно редкий случай.


Перед тем, как ехать на экзамены в МКК управления ГА, надо сдать точно такие же экзамены и зачёты в МКК авиапредприятия и обязательно пройти лётную проверку. Есть ещё и ВКК, но туда едут сдавать на первый класс или подтверждать присвоенный класс после авиапроисшествия. МКК и ВКК – это квалификационные комиссии. Местная и Высшая. Как уже говорилось, о сдаче на первый класс и ВКК – расскажу потом и отдельно...


Перечень экзаменационных дисциплин утверждён МГА. И оценки по определённым предметам – тоже. Скажем, если у тебя второй класс, то надо иметь оценку, не ниже «пятёрки» по каким-то конкретным предметам, а если второй, то иногда и «четвёрки» хватает.


Если имеется допуск к полётам на нескольких типах ВС, то надо бы сдавать аэродинамику, приборное и электрооборудование по высшему типу, но обычно, на это закрывают глаза. Это касается всех категорий специалистов лётного состава. Их не так уж и много – пилоты, штурманы, бортрадисты и бортмеханики-бортинженеры. Хотя бортмеханик отличается от бортинженера только отсутствием высшего специального образования.


Решено было, что я пойду сдавать дисциплины по самолёту Ан-2, хотя я уже имел допуск на вертолёт Ми-8. Ан-2 классифицируется пониже, чем Ми-8. Существует такая классификация по массе ВС и другим характеристикам. Аэродинамика вертолёта – штука весьма заковыристая и во многом абстрактная. И спецоборудование там гораздо сложнее, чем на Ан-2. Особенно электрооборудование. Штурману, не имеющему «прямого» контакта с тумблерами и приборами контроля в полёте, необходимо знать общие вопросы. Но на них-то как раз можно здорово «поплыть», а то и вовсе «утонуть» на экзамене. Поэтому я посоветовался с вышестоящими «шаманами»-начальниками и мне это разрешили. Профилирующим типом ВС для меня, на данном этапе, будет «фанера».

Tags: Якутия
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 0 comments