За время многих полевых сезонов у меня было и несколько встреч с медведями. Немного. Раза четыре всего за три десятка лет. Но каждый из них я прекрасно помню, настолько они врезались в память.
Первые три произошли на Колыме в один из полевых сезонов, когда мы решили поработать с лошадьми. Так что начну с лошадей!
Базировались мы в пос. Зырянка и лошадей должны были получить в небольшом поселке недалеко от нее, где было стадо полудиких «монголок». По несколько лошадей для нашего отряда (во главе с начальником партии Шульгиной В. С.) и для партии Николаева Юры. Конюхами у нас были — один русский мужичок из Москвы (Николаевский) и один местный из якутов (для нас). Представителем партии Николаева был техник Иван, у нас — геолог Валентин Ткаченко.
У Валентина был опыт работы с лошадьми, я же считал, что справлюсь с объездкой, т.к. в 12 лет «гонял» на них на Алтае (куда отец взял меня с собой) и еще ходил на 2-х часовые занятия на подмосковном «конедроме» (бесплатно от профсоюза).
Мы вылетели на АН-2 в этот поселок и поселились в маленькой избушке-складе у взлетной полосы (по которой часто бродили коровы). Полы мы вымели от мусора, надули надувные матрасы, положили на них кошму и спальные мешки из верблюжьей шерсти. Для перевозки лошадей в поселочек Чокурдах мы сбили несколько дощатых щитов для установки в «Антон» — чтобы лошади чувствовали себя спокойнее, как в стойле и не били копытами по обшивке самолета.
Лошадей Валентин с конюхами отобрал и пригнал в загон из жердей рядом с аэродромной полосой. Для объездки мы использовали мешки с брошенным подмокшим цементом неподъемной тяжести. Накинуть мешки часто не удавалось — лошади не подпускали к себе, начинали брыкаться, и тогда их стреноживали, валили на землю и на лежачую накидывали по мешку по бокам вьючного седла. Лошадь развязывали, она поднималась на ноги (под грузом 2-х мешков — колограммов 120, если не больше). Часто она, поднимаясь, начинала биться и седло с мешками съезжало вниз ей под брюхо. Тогда все начинали заново.
Приноровившись к загрузке, мы выгоняли лошадь на площадку и на длинной узде гоняли по кругу. Достаточно было нескольких кругов, чтобы лошадь обуздывалась и останавливалась. Видно было, как подрагивают ее ноги от усталости. Да и понимала, видимо, что лучше не сопротивляться, только хуже будет. Только одна из них пробежала круг, второй, третий… пятый… ее перестали подстегивать, а она все бежала и бежала мелкой рысью. Мы уже сами остановили ее, испугавшись, как бы хуже не сделать. Она здорово выручила нас впоследствии во время перегона.
Затем мы приступили к объездке. Кавалеристом-объездчиком был я. Первый раз меня легко сбросила одна лошадь и я, кувыркнувшись через голову и оказавшись на земле, постарался впоследствии быть поосторожнее и покрепче держаться в седле. Все эти мучения я снимал на 8-ми мм пленочную фотокамеру. Пленку я не жалел, старался, чтобы сразу получился нехитрый сюжет, и, не смотря, что часть материала была загублена при проявке, сюжет кое-какой все же получился.
Мой приятель, Олег Брынов, смонтировал фильм и показал своим сокурсникам, повесив на стене общежития в МГУ плакат-афишу «Геологи на Колыме». с приглашением на просмотр всех желающих. Я же показал его у нас в экспедиции. В последствии, Мингазов Валера, создав свой сайт в интернете под названием «История и слава партии №15», озвучил фильм и добавил объясняющие титры. Так фильм можно посмотреть и сейчас. За качество не ругайте, первый блин всегда комом (второго, правда, уже и не было).
2. МЕСТНЫЙ ПРАЗДНИК
Во время пребывания в поселке, там прошел какой-то якутский праздник с выступлением местной самодеятельности и спортивных юношеских соревнований штангистов, боксеров и борцов. Когда шли состязания борцов вольного стиля, довольно профессиональные и хорошо подготовленные, я не решился выйти на маты из-за риска проиграть и тем уронить марку столицы (я занимался вольной борьбой и выступал на соревнованиях по первому юношескому разряду в весовой категории 60—65 кг).
Но когда все выступления закончились и народ заполнил площадку, наш Иван, прозванный за могучесть и силу Иван-у…бан, поднял и выжал штангу, которая по весу была, наверное, не под силу никому из местных, так что присутствующие одобрительно загудели. А я, шепнув ему, — «Не сопротивляйся…", — схватился с ним в борцовском поединке. Я сделал бросок через бедро и ноги Ивана взлетели в воздух. Мы сошлись снова и снова ноги Ивана описали в воздухе дугу… и он шлепнулся на маты.
Мы-то дурачились, а вот некоторые зрители приняли все за «чистую монету» и один из недоверчивых, а многие были уже под хмельком, вышел на маты и замахал мне руками — давай, мол, со мной.. И отказываться мне было уже неудобно… Мужичок был русский и с меня ростом, коренастый и здорово мускулистый и, когда мы обхватили друг друга за плечи, я сразу почувствовал его «железные объятия». У меня был единственный выход — поймать его на прием. Как в шахматах ловят новичков на «детский мат», так я решил поймать своего соперника на «Щуку» — прошел ему в ноги и обхватил за них. Оказавшись надо мной, мой кузнец (так сказал кто-то из зрителей) обхватил меня сверху за туловище, а я, прижав его за руку двумя своими и выставив ногу, перевернулся на спину. Мой соперник оказался внизу, на спине, на лопатках… Туше! Он стоял ошеломленный и никак не мог поверить в столь быстрый проигрыш. Он стал жестами показывать мне, что давай, мол, еще раз, но я замахал руками, достаточно, мол, и мы мирно разошлись.
А вечером в клубе были танцы. Молодежь пришла принаряженная и мне стыдно даже стало за наши с Иваном противоэнцефалитные костюмы (энцефалитки) и резиновые сапоги с завернутыми ботфортами (болотники) на этом вечере. А «выходной» одежды у нас не было. Какой-то русский мужчина (инженер или начальник) из руководства сидел за ударными и ему достаточно было даже простого мальчика, который пиликал как мог на аккордеоне, так здорово он выводил мелодию и создавал впечатление целого квартета. Мы с Иваном сидели за кулисами и просто смотрели на танцующих. Я тогда впервые почувствовал, как много могут и как важны ударные.
Но вернемся… нет, не к медведям… к лошадям! Боле-мене подготовив лошадей, мы вызвали самолет, заказав на всякий случай еще мешок овса. Наш конюх показал свою полную некомпетентность с лошадьми, он даже боялся их, и мы отказались от его услуг. А Иван передал Николаеву, что на лошадях вообще невозможно работать, настолько они не приспособлены ни под вьюк, ни под седло. И Николаев отказался от лошадей. Так что мы вяли его конюха и шесть боле-мене приличных лошадей — три под вьюки и три под седло.
3. ПЕРЕЛЕТ
Прилетел самолет. Мы поставили в салоне подготовленные щиты и завели первых двух «монголок», так что они встали вплотную и головами к кабине. Пилот сказал:
— Встань у кабины… и стреляй, если начнут биться.
Я встал у кабины с карабином, но лошади на взлете и в полете вели себя спокойно и мы благополучно приземлились в Чокурдахе, где была приемная полоса на вершине плоской вытянутой сопки. Сам поселочек оказался состоящим из двух рубленых избушек, одна из которых оказалась жилой — в ней жил хозяин якут с хозяйкой, а вторая пустовала, но в ней висели шкурки пыжика, а значит занята и селится там было неудобно. Стояло еще несколько чумов.
Я зашел поздороваться и познакомиться с хозяевами, а они покормили меня ухой. Было очень жарко, а вода была только внизу в ручье, так что я спустился вниз и поставил палатку у ручья. Два дня я почти не ел из-за жары, только пил, и как-то, резко встав и выйдя из палатки, в глазах у меня потемнело и я упал. Испугавшись бессилия, я тотчас сварил себе гречки, добавил пол банки тушенки и поел. И даже с аппетитом.
Я принимал лошадей и сводил их вниз к ручью, где была не только вода, но и трава.И с удовольствием заходил к хозяину избушки, которая была обставлена «по русски» — с пружинной кроватью и ковром на стене у нее. А на ковре висел предмет моей зависти — десяти зарядный автоматический малокалиберный карабин. Игрушка!
4. КАРАБИН ИЛИ "БЕЛКА"
Какой парень не мечтает о такой "игрушке". Оленеводы-охотники получали их без проблем и в магазинах Колымских поселков они были в продаже, но только по охотничьим билетам (в 60-десятые годы с этим было попроще). Как я не упрашивал хозяина карабина продать его мне, он не соглашался, а просить в третий раз я посчитал уже неприличным. Хозяйка, правда, продала мне шкурку пыжика, я бы купил и больше, но раз дала одну, значит одну.
Как я узнал позднее, в Чокурдах «забросили» отряд из партии Юры Николаева. Работяги, а им чужой глас не указ, залезли на чердак пустующей избушки и нашли там брошенные фонарики и «спидолы» (батарейки сели) и десятизарядный малокалиберный карабин с испорченным бойком. А мне залезть на чердак и в голову не пришло, тем более рядом изба с хозяевами. А боек, я думаю, и отремонтировать в Москве можно бы было.
В Чокурдах в эти дни залетела молодая продавщица с товаром для оленеводов. Ребята в поселке говорили мне — будь, мол, поласковее с ней и она продаст тебе карабин. Но, глянув на нее, у меня пропала всякая охота думать о карабине. Зато я заметил у порога 2-й избушки, куда она сложила доставленный, видимо, по заказу товар, какой-то странный небольшой топорик — с коротким лезвием и толстоватым обушком на коротком прямом толстом топорище с загнутым у конца носиком. Необычность формы сразу привлекала внимание. Непонятно даже было — для чего он мог использоваться. А она на нем выпрямляла гвозди. Я поднял его и прочитал выгравированное — winchester и ниже — usa. Его-то уж я выпросил. Она не понимала его ценности, а для меня это был сувенир, так сувенир!
Не все могут оценить значимость вещей, их "внутреннюю" красоту! Так, мой сосед по лестничной площадке, попросил впоследствии, этот топорик у моей жены для вскрытия двери (что-то у него случилось) и сломал топорище. Ладно бы они сохранили его - я бы по форме изготовил новое или родное бы склеил, так они его выбросили, а на его место он воткнул какую-то палку.
Очень мне досадно было! Так, я помню, прислал из армии несколько кусков мыла - не потому, что его в магазинах не было, полно было, но именно такого, светло-розового с гравировкой "СОЛДАТСКОЕ", конечно не было. Для меня это был сувенир, память об армии, хотя и провел там всего год (пол года в учебке, а в конце службы - 3 месяца на курсах офицеров). Поставил его в ванной на стеклянную полочку и не пользовался, а любовался. А, приехав с полевых работ осенью, на месте его не увидел... жена употребила для стирки.
Ну не дано иным людям, не дано!
А насчет карабина я как-то договорился с зам. начальника экспедиции по хозяйственной части, который везде в поселках "по-знакомству" мог достать что угодно, что он поспособствует мне в покупке карабина. Мы приехали в Средне-Колымск и пошли в магазин. Спросили карабин и... закон подлости... его не оказалось, закончились. - Хочешь "Белку", - спросил он и я... сдуру, отказался. Как я жалел впоследствии... Я знал, что это за ружье, - вертикалка, один ствол нарезной малокалиберный, другой гладкоствольный 32-го калибра. Не ожидал, просто, такой ситуации... Очень потом жалел, что не купил!
5. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
Но вот мы перевезли всех лошадей и груз, подкупили галет и сахару и, завъючившись, отправились в путь. Карты нам не дозволено было взять, сказали, чтобы сделали выкопировку речной сети, но разве можно было идти по выкопировкам, легко было сбиться… И еще в Москве «втихоря» в фотолаборатории я переснял топографические карты на бумагу и с ориентированием у нас особой проблемы не было.
Вот во время этого перегона и произошли три встречи с медведями. Две встречи были спокойные. Первая даже поразила меня тем, что здоровый бурый медведь, которого мы увидели метров за 100—150 на склоне прямо перед собой на открытой местности (выше 300-метровой отметки лес не рос и склоны были «голые», с редким кустарником карликовой березки), спокойно «пасся», выдирая то ли корешки, то ли редкие ягоды, и не обращал на нас никакого внимания. Лошади тоже стояли спокойно. Мы постояли немного, переговорили, но надо было ехать дальше. Но как проехать мимо него? Стрелять нельзя — еще ранишь… Тогда мы заорали на него, чтобы он убирался и раза два выстрелили в воздух. Медведь затрусил вниз к ручью, а мы проехали это опасное место, вышли на перевал, перевалили в другой ручей и продолжили наш путь.
6. ВТОРАЯ ВСТРЕЧА
Вторая встреча была не столь спокойна, скорее тревожна. Голову удиравшего медведя я увидел над кустами речной террасы, мелькнувшую и пропавшую среди кустарника. Мы проезжали по песчано-галечниковой пабереге под этой террасой и над ней торчали только наши головы. Но дело было в том, что коса в этом месте выклинивалась, а с другой стороны этой не широкой речки ее не было и не было брода… Перед нами был плес… и довольно глубокий. Мы бы выбрались на террасу и поехали по ней, как мы и делали в таких случаях, но на террасе был медведь… Пока мы совещались, как нам быть, моя вьючная, узду которой я отпустил, когда схватился за карабин, вдруг спокойно и без принуждения зашла в воду и… поплыла на другой берег. Нам только оставалось последовать ее примеру.
Первым в воду заехал Валентин. Но когда его лошадь уже поплыла, привязанная к ее седлу вьючная вдруг резко заупрямилась и затормозила. Валентина с лошадью как будто дернули назад и они здорово окунулись. Я хлестнул вьючную по крупу, та вошла в воду и опять резко уперлась. Валентина с лошадью опять окунуло. Я снова огрел его вьючную плеткой и она, перестав сопротивляться, поплыла тоже. В это время седло Валентина съехало набок и скользнуло его лошади под брюхо. Валентин слетел с лошади, как будто его смыло. Придерживаясь лошади за шею (мы были при оружии, в телогрейках и болотниках) он поплыл, помогая себе одной рукой. А лошадь, с седлом под брюхом, забилась, задергалась, но, слава богу, проплыла еще 2—3 метра и почувствовала под ногами землю. Они вышли на косу противоположного берега, а я уже плыл вслед за ними. На всякий случай я соскользнул в воду, чтобы не мешать лошади, и плыл, придерживаясь за седло.
На косе мы сняли седла и вьюки и разложили намокшие вещи для просушки. Ехать дальше не было смысла и мы разожгли костер и поставили палатку. Да и вечерело уже. Лес стоял перед нами глухой темной стеной метрах в 50-ти от русла, а сама коса была ровной и длиной метров 200.
И тут мы услышали протяжный слабый крик:
— А-а-а… а-а-а…
Что это?
— А-а-а… а-а-а… — донеслось опять со стороны леса.
Что за черт? Якуты-оленеводы какие-нибудь кричат?
— У-у-у-у-у-у… — вдруг четко донеслось до нас.
Волки!..
Лошади, тревожно сбившиеся в кучу, как только мы попытались подойти к ним, стремглав понеслись вдоль по косе и остановились у кромки леса, подходившего в конце косы к руслу. Мы все-таки осторожненько подошли к ним, взяли за уздечки и подвели поближе к палатке.
Что делать? Что предпринять? На той стороне медведь, на этой — волки… Мы стреножили лошадей и пустили пастись — со спутанными передними ногами далеко не убегут. Приготовили поесть, развесили у костра одежду для просушки и… завалились спать… Будь, что будет… Утро вечера мудренее…
А утром проснулись… Светит солнце… Небо голубое… Даже лес как будто посветлел. Только телогрейка моя наполовину истлела… Все лошади были на месте. Мы поели, завьючили лошадей и поехали дальше…
7. ПРИСКОРБНЫЙ СЛУЧАЙ
Надо бы описать еще один прискорбный случай, произошедший с нашим московским конюхом. Когда мы вышли на речку Березовка (на ней в стародавние времена был найден и вывезен в Санкт-Петербург скелет мамонта), по ней, для облегчения перегона, нами был предусмотрен сплав снаряжения на резиновой лодке 500-тке, которая предусмотрительно была взята нами в дорогу. А лошадей можно было перегонять без груза, пусть отдохнут. Так мы и сделали. Накачали лодку, загрузили вещами и продуктами, и я взялся за весла. А Валентин и конюх, взяв моих лошадей, поехали вдоль реки вниз по течению.
Речка была в основном неширокая и с глубокими плесами, но в отдельных местах, где течение убыстрялось на перекатах, были и небольшие завалы. Так, проплыв дня два-три, я, не успев увернуться, влетел в завал и напоролся кормой на какой-то сучок. Я тут же причалил к берегу и выгрузил на галечниковую косу вещи с кормы. Лодку я починил, поставив резиновую заплатку, но воды все-таки набралось прилично и кое-что намокло. И все бы ничего, но вода попала на рацию. Сплавившись дальше до встречи с Валентином, мы поставили палатку, а я разложил вещи для просушки. Утром я решил проверить работу рации (РПМСки) и подключил питание. Раздался хлопок… и мы остались без связи.
Нам оставалось пройти еще дней пять и без связи можно было и обойтись. Но и запаздывать не хотелось, чтобы Шульгина не волновалась. И мы продолжили путь. Но через пару дней, на реку, мне навстречу, выехал из леса Валентин и сказал, что у него убежала лошадь. Его лошадь споткнулась, он слетел с седла, а когда поднялся, одна из вьючных чего-то испугалась и рванула в лес. Мы опять встали лагерем, поужинали и Валентин решил поехать ее поискать. Скорее всего она могла пойти обратно, на предыдущую стоянку. Так оно и оказалось и Валентин привел ее обратно.
Но тут нас удивил конюх! Всю дорогу во время перегона он подшучивал над нами, подкалывал, но мы не обращали на это внимания. А тут, вдруг, обвинив нас в специально созданном случае с потерей лошади, он ушел от нас выше по течению и стал рубить лес. Слышался только стук топора. Ночевать в палатку он не пришел.
Утром Валентин пошел посмотреть, что он там делает. Вернувшись, сказал:
— Плот срубил. Я попытался с ним заговорить, но он отвернулся и разговаривать не стал.
Я парень горячий, и терпеть не могу, когда меня ставят в какие-то нелепые ситуации… «Учить таких надо!» — подумал я.
— Мы можем без него обойтись? — спросил я Валентина.
— Да, можем, в принципе… — ответил он.
— Тогда поехали. Может за день и одумается.
Мы свернули палатку, сдули лодку и завьючили лошадей. Конюх проплыл мимо нас, отвернувшись.
Куда он плыл? К Северному Ледовитому океану? Только мы с Валентином знали, что далеко внизу есть поселок Березовка, который открыт был только в 50-х годах и жители-оленеводы до 50-х не знали, что такое Советская власть. У них был тогда князь и шаман. Сейчас там колхоз. Нелепая ситуация.
У нас оставался еще день перехода вдоль реки, а затем мы должны были уйти с реки на склон и идти дальше по водоразделам. День на раздумья у него еще был. Уговаривать я его не собирался. Может быть он рассчитывал, что нам без него не обойтись и мы пойдем к нему «на поклон». Но для меня это было дело принципа. Да и ждать мы не могли — продукты кончались, связи не было и ожидание могло окончиться плачевно.
Мы протопали еще день вдоль реки и встали лагерем на косе на последнюю стоянку. Он к вечеру доплыл до нас и остановился метрах в ста выше. Утром мы соорудили большую треногу, сложили туда треть оставшихся продуктов и оставили записку, что мы уходим, что связи нет и чтобы он ждал на этом месте.
И мы ушли. А что нам оставалось делать? Уговаривать его? Тогда бы для него все закончилось бы благополучно. Шульгина его увольнять бы не стала — слишком нелепый случай. Я думаю, его и премии за сезон не лишили бы. И он бы считал, что он в выигрыше.
Молодой я был, ершистый. Не знаю, как поступил бы сейчас...
8. ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА
Третья встреча с медведем произошла у нас, когда мы с Валентином, стоя на пригорке речной террасы, рассматривали карту, чтобы определить — здесь нам подниматься на склон и идти водоразделами или пройти еще немного. Русло ручья было под нами справа в густом кустарнике, а впереди метрах в 50-ти стеной стоял лес. Вдруг из леса прямо перед нами выскочил здоровый медведь и вприпрыжку рванул к нам.
«Наверное лошадей унюхал…» — пронеслось у меня в голове. Сдернул с плеча карабин, судорожно передернул затвор, посылая патрон в патронник и… его заклинило… Времени возиться с ним уже не было… И тогда мы заорали на него:
— Куда! Стой! Давай назад! — может быть и "с выражениями"…
Медведь резко затормозил, как будто уперся в невидимую стенку, сел на задние лапы и снизу вверх оторопело посмотрел на нас удивленными глазами… Видимо он бежал по какой-то своей причине, не видя нас. Лошади стояли спокойно.
Мы повторили свои тирады… Медведь круто развернулся и побежал обратно в лес. Я поправил патрон, вдавил его в магазин карабина и закрыл затвор. Мы стали снова рассматривать карту… Поднимаем глаза… Медведь снова несется на нас… «Видно, одумался, — подумал я. — Теперь-то несется осознанно…».
Передергиваю затвор… Снова клинит… Снова те же выражения… И та же сцена — медведь осаживаеться на задние лапы, снова озадаченно смотрит на нас, разворачивается и скрывается в лесу. Лошади стоят спокойно.
Я до сих пор не понимаю — что это было? Но затвор я стал передергивать без суеты…
Раздумывать о выборе пути уже было нечего и мы полезли на склон и опять пошли чистыми водоразделами. Еще на склоне вьючная, которая и до этого порой ложилась и ее приходилось поднимать плеткой, вновь легла. Долго ждать мы не могли — лошади могут идти с грузом весь день, но стоять под грузом им тяжело. Мы и так сняли с нее все вьюки и перегрузили на ту, здоровую, самую выносливую. Но она все равно шла с трудом. Это был меринок и, видимо, операция ему была сделана недавно. На этот раз поднять ее никак не удавалось. И мы решили оставить ее, а что было делать.
Скажу только, что в конце августа, мы проходили в этом месте и даже встали на стоянку, заметив на снегу следы ее копыт. Но, где она была в этот момент мы не знали, а заставить лошадей поржать у нас не получилось.
Вечером, накануне последнего перехода, кинули в котелок половину последней банки говяжьей тушенки, похлебали супчику-жижицы и легли спать. Утром кинули в котелок последние полбанки тушенки, завьючились и тронулись в путь, надеясь в этот день дойти до лагеря Шульгиной.
До лагеря дошли без происшествий, только въехал я в него с совершенно разодранными на коленях о кустарник штанами. Написали рапорта со случаем с конюхом и вызвали аварийно-спасательный борт. Вертолет прилетел на следующий день. Прилетевший, воспользовавшийся этой оказией, Шарковский (интересовавшийся планами Шульгиной), спросил у меня точку, где искать конюха. Я достал свою переснятую карту, он посмотрел на меня искоса и сказал:
— Уничтожь!
Что и говорить, молодец мужик! Все понял сразу. И ни каких наставлений.
Вертолетчики о случае с медведем сказали, что в этом месте обитает медведица с медвежатами.
А конюха подобрали на том самом месте, где мы его оставили. Сидел на месте и ловил рыбу, благо крючки были. Вывезли его в Зырянку.
9. ВОЛЧАРА
Последняя, четвертая встреча с «хозяином», вернее с «хозяйкой», произошла у меня, когда мы сплавлялись по реке Муна, левому притоку реки Лена ниже поселка Жиганск. Она текла протяженными плесами, течение было очень слабое, почти незаметное, приходилось все время грести и мы счалили четыре 500-ки квадратом на жесткой основе из жердей. Получилось что-то вроде плота. На каждой лодке по гребцу. Хочешь — на носу сиди, хочешь - на корме, везде удобно. Пару весел я «закурковал» байдарочных (на них уже никто не плавал), остальные были от 500-ток.
Во время сплава, на одной из стоянок я пошел вечером с ружьишком на близлежащее озерцо посмотреть ондатру. С ружьем, т.к., даже со смертельной раной в голову от мало-калиберки, зверек часто нырял и погибал, ухватившись зубами за траву на глубине. От дозы дроби «0» -ки его уже ничего не спасало.
По дороге я, как обычно, шел с двустволкой наизготовку с дробовым зарядом «3»-ки на куропатку или утку и картечью во втором стволе «на всякий случай». Пройдя густым стройным сосняком, где невозможно было идти тихо — покров под нога-ми из сухой сосновой хвои издавал громкий треск, я вышел на обрывистый береговой уступ реки и стал рассматривать противоположный берег реки, где было озеро, и место брода.
Ружье было в правой руке и я тут же вскинул его, как толь-ко услышал какую-то возню у себя под ногами. Какой-то здоровый пегий зверь вдруг выскочил из кустов внизу и рванул вдоль берега под обрывом. Светло-коричневый, с длинными ногами Я принял его за молодого сохатенка и повел стволом за ним. Но зачем нам худосочный сохатенок, в нем мяса-то нет…
А зверь легко запрыгнул на обрыв повернувшись ко мне боком. Уши торчком… Большой хвост… И тут я понял, что это ВОЛЧАРА! Какой-то огромный, как мне показалось, и, почему-то, пегий, светло коричневый. За все мои годы работ я ни разу не встречал волка, за исключением одного случая с самкой, которая стала уводить нас от логова, бывшего где-то поблизости. А другие видели волков, которые встречались им обычно на речных косах.
Понять-то я понял, да поздно… волчара вскочил на обрыв и исчез за ближайшими стволами деревьев. Я еще постоял, размышляя, что, видимо, разбудил его на лежке в кустах… И, вдруг, сбоку от меня с шумом и треском он рванул прочь от меня… Мелькнул несколько раз за стволами сосен и скрылся. Стрелять было бесполезно… Видимо, очухавшись, он решил посмотреть, а кто это спугнул его? Подобрался ко мне поближе, ну хоть бы веточка хрустнула у него под лапами, и, когда понял, что это человек, тут же рванул наутек.
Я пожалел, что упустил свой шанс, ведь поначалу я достато-чно времени держал его на мушке, а августовская шкура уже достаточно хороша. Но ведь зима близко, а шкура почему-то не серая! Ведь именно цвет шкуры сбил меня с толку. Я думал, что волк и летом серый…
Но благо мне надо было на другую сторону реки, я спустил-ся с обрыва, перебрел по перекату речку и пошел на озеро.
10. ЧЕТВЕРТАЯ ВСТРЕЧА
И вот в конце сезона, в августе, сплавляясь потихоньку как обычно, Нина Головлева, мой помощник, вдруг воскликнула:
— Медведь!..
Я обернулся. Метрах в 150 позади нас из леса по левому берегу на косу вышел медведь. Какой мужчина не мечтает о медвежьей шкуре, добытой собственными руками. Мы причалили к правому берегу и я, схватив карабин, пригибаясь, медленно, сохраняя дыхание, побежал к нему.
«Пока он на том берегу, — размышлял я, — у меня есть фора. Можно стрелять через речку, а потом еще и пока он будет плыть…».
Но, выглянув из-за пригорка я увидел трех медвежат, выбежавших из леса. Медведица!.. Это меняло дело. Во-первых, это опасно! Во-вторых, я просто не буду стрелять в самку. Не принято стрелять в самок! Но я продолжал бежать… А она уже вошла в воду и поплыла. А я все бежал…
— Зачем я бегу? — спрашивал я себя. — Я же не буду стрелять.
Но я бежал… А она уже выходила из воды… Но меня словно кто толкал в спину… Зачем я бегу?.. А она уже стояла на косе и никакой форы у меня уже не было. И тут я почувствовал себя, словно голеньким… До нее было метров 50. Карабин в моих руках показался мне никчемной палкой… Даже если выстрелить, пуля прошьет зверя как иголкой, а раненый, даже смертельно, он успеет разорвать тебя на куски… И мне стало страшно… Она меня не видела и, подождав малышей, вошла в гущу высокого густого, закиданного плавником тальника. Хоть бы веточка хрустнула! Мне аж нехорошо стало… Я потихоньку, стараясь не хрустеть галькой, побежал обратно… Обратная стометровка показалась мне вдвое длиннее… Бегу, а своих не вижу. Наконец, увидел их торчащие над бровкой косы головы и… успокоился.
Так зачем же я бежал? Этот вопрос я задавал себе многие годы… И только сейчас, когда в обиход вошло выражение «нехватка адреналина», я смог объяснить себе причину моей бессмысленной пробежки — видно мне здорово не хватало этого адреналина!
