Естественно, что содержание правительственного документа не устроило компанию. В сентябре 1865 г. общее собрание акционеров предложило правительству внести ряд поправок, а также выдать ссуду в 200 тыс. руб. серебром для покрытия расходов на колониальное управление (администрацию, церковь, школы и проч.)48. Дело в том, что ее «финансовое здоровье» к этому времени значительно ухудшилось. Причем наряду с объективными причинами (сокращение сбыта пушнины на китайском рынке, потери от контрабандной торговли чаем и т.п.)49, компания столкнулась и с субъективным фактором, когда у руля министерства финансов в 1862 г. встал М.Х. Рейтерн, принадлежавший, по выражению того времени, к когорте «константиновских орлов». Поступив еще в 1854 г. на службу морское министерство, Рейтерн сделался одним из «ревностнейших сотрудников» главы этого ведомства вел. кн. Константина50. Характерно, что именно в 1862 г. РАК лишилась практически всех дополнительных льгот (дававших до 200 тыс. руб. серебром в год) и субсидий (еще 250 тыс.) от правительства, что сразу поставило компанию в достаточно тяжелое финансовое положение51. И дело тут, как нам кажется, состояло не только в формальном окончании срока привилегий РАК и тяжелом бюджетном дефиците в связи с возросшими тратами правительства после отмены крепостного права. Видимо, здесь сказалась и позиция М.Х. Рейтерна – активного сторонника Константина Николаевича, не упустившего возможности лишить компанию денежной подпитки из казны, в результате чего РАК постиг жестокий финансовый кризис. Симптоматично, что вскоре после утверждения Рейтерна на посту министра финансов подчиненное Константину морское министерство избавляется от акций компании52. Впрочем, публично Рейтерн не возражал против существования РАК и даже продления ее монопольных привилегий до 1882 г., но, по его мысли, РАК сама должна была нести полную финансовую и материальную ответственность за свои операции с обязательной уплатой положенных процентов, а не перекладывать свои обязательства на плечи правительства53.
После дополнительного обсуждения предложений и замечаний, сделанных на общем собрании акционеров РАК, Министерство финансов подготовило окончательный вариант устава и привилегий компании. Он был представлен Государственному совету, утвердившему его 14 марта 1866 г., а 2 апреля его одобрил император и подписал вел. кн. Константин как глава Государственного совета. В новой редакции устава компании удалось добиться некоторых незначительных изменений по сравнению с компромиссным вариантом 1865 г. «Итак, с формальной стороны положение РАК выглядело вполне удовлетворительным. – пишет академик Н.Н. Болховитинов. – В результате длительной и трудной борьбы компании, казалось бы, удалось одержать победу и достичь невозможного. Ее главный противник вел. кн. Константин скрепил своей четкой подписью согласие на продолжение привилегий РАК еще на 20 лет»54.
Но Российско-Американской компании не стоило торжествовать победу. Недруги готовили смертельный удар старейшей акционерной компании России. Со дня утверждения новых привилегий РАК прошло всего полгода, когда на стол императора легла секретная записка М.Х. Рейтерна от 16(28) сентября 1866 г. «О мерах по улучшению финансового и экономического положения государства». В ней министр финансов указывал на неизбежный рост казенных расходов в 1867 г. и прогнозируемый дефицит в размете 72 860 млн. руб. Ратуя за всемерную экономию государственных средств, он упоминал среди прочих и государственные субсидии РАК. По мнению Рейтерна, для поддержания нормального состояния экономики в три ближайшие года казне требовалось «изыскать» 45 млн. руб. «экстраординарных ресурсов»55. В свете этих расчетов даже небольшие в государственных масштабах ежегодные дотации РАК в размере 200 тыс. руб. представлялись уже неприемлемыми, а выручка средств от продажи американских колоний могла снизить на какое-то время остроту бюджетного дефицита. Над Русской Америкой и компанией вновь сгустились тучи.
Не прошло и трех месяцев с момента подачи записки Рейтерна, как царский кабинет вновь вернулся к рассмотрению казалось бы только что окончательно решенного вопроса о заокеанских колониях. На этот раз его инициатором стал российский посланник в Вашингтоне Э.А. Стёкль, приехавший в Петербург в конце 1866 г. Являясь убежденным противником РАК и сторонником продажи Русской Америки США, Стёкль в короткое время успел встретиться не только со своим непосредственным начальником А.М. Горчаковым, но и переговорить с вел. кн. Константином и министром финансов М.Х. Рейтерном. Одной из главных тем их бесед стало будущее российских владений в Америке. В результате Рейтерн подготовил специальную записку Горчакову от 2(14) декабря 1866 г., в которой еще раз обосновал желательность продажи колоний56. Министр финансов не стал напрягать фантазию и в основном повторил уже хорошо известные аргументы Э.А. Стёкля и, конечно же, вел. кн. Константина. Последний, после разговора со Стёклем поручил управляющему морским министерством вице-адмиралу Краббе сообщить А.М. Горчакову: «Е. Выс-во полагает, что девятилетний период, истекший со времени отзыва, который он препроводил к Вашему сиятельству 7(19) декабря 1857 г., не только ни в чем не изменяет высказанных им в то время мыслей, но, напротив того, представил несколько новых и существенных в подтверждение их доказательств»57. Далее Константин Николаевич указывал, что государство поставлено ныне в необходимость весьма надолго, если не вечно, дотировать частную компанию, доказавшую свою экономическую несостоятельность. Он вновь повторял тезис о привлекательности колонизации Приамурья и уступки американских колоний, которые остаются беззащитными в случае войны. Их продажа США могла бы принести большие выгоды от тесного союза с американцами.
Естественно, что Горчаков не мог устоять перед столь массированным лоббированием и вновь привлек внимание императора к наболевшему вопросу. «Особое заседание», на котором решилась судьба Русской Америки, состоялось 16(28) декабря 1866 г. в здании МИД. На нем присутствовали, помимо Горчакова и царя, вел. кн. Константин, Н.К. Краббе, М.Х. Рейтерн и Э.А. Стёкль. Все участники заседания безоговорочно высказались за продажу колоний США. Да иначе и быть не могло, ведь за исключением царя и Горчакова, занимавших умеренную позицию, все остальные были горячими сторонниками этой сделки и полностью разделяли мнение Константина Николаевича о Российско-Американской компании. Представленные Александру II резюме мнений великого князя и его соратников послужило для императора главным аргументом для окончательного решения «аляскинского вопроса»58.
Итак, решение о продаже Русской Америки было принято и сохранялось в строжайшей тайне. В феврале 1867 г. Стёкль, который, по собственному выражению, был «абсолютно беспомощен в финансовых делах», отправился в США заключать сделку на гигантскую сумму. При отъезде в Вашингтон он получил от Рейтерна санкцию на продажу колоний не менее чем за 5 млн. долларов. Тем не менее, посланнику удалось в ходе напряженных дебатов увеличить размер вознаграждения до 7,2 млн. долларов, а сам договор о продаже Русской Америки был подписан в Вашингтоне 18(30) марта 1867 г.59 И лишь спустя почти неделю, когда о нем уже трубили все газеты мира, царские власти соблаговолили, наконец, поставить в официальную известность об уступке колоний директоров РАК.
И в Вашингтоне и в Петербурге прохождение договора через различные инстанции было не всегда гладким. Так, Стёклю пришлось израсходовать несколько десятков тысяч долларов на подкуп ряда влиятельных политиков и журналистов для утверждения сделки в Конгрессе США. Когда в ходе дел по передаче Аляски США возникли межведомственные разногласия между МИД, с одной стороны, и министерством финансов и морским – с другой, вел. кн. Константин сделал все, чтобы погасить разгоравшийся конфликт и тем самым не поставить под удар всю акцию60.
Получив уведомление о внезапной продаже колоний и автоматической ликвидации монопольных привилегий компании, руководство РАК попыталось, по крайней мере, хотя бы выручить приличную сумму от правительства, чтобы как-то компенсировать возникшие колоссальные убытки. Однако последнее запретило продавать имущество компании новым американским хозяевам Аляски (они предлагали первоначально довольно выгодную цену) под предлогом обеспечения русских подданных, остававшихся еще в то время на уступленной территории. В результате значительная часть собственности РАК в бывших колониях досталась американцам вообще за бесценок. На все протесты компании правительство заявило, что ее поддержка на протяжении многих лет итак уже стоила казне немалых денег и последняя не собиралась и впредь обеспечивать завышенный курс акций РАК. Это было актом настолько вопиющей несправедливости даже для царской России, что экономический обозреватель «Московских ведомостей», сообщая эти факты, вынужден был признаться: «Передавая эти два противоположныя друг другу мнения, я воздерживаюсь от высказывания своего собственнаго, так как иначе я бы вышел за пределы экономических вопросов, с которыми я тут имею дело»61.
Не приходится сомневаться, что за кулисами решений правительства стоял глава Государственного совета вел. кн. Константин. Именно после его доклада 17(29) сентября 1868 г. совет министров постановил выплатить РАК ничтожную компенсацию в размере 381 833 руб. вместо 1 585 451 руб., которые запрашивала компания62. Некоторые возмущенные акционеры намеревались даже подать жалобу на совет министров в сенат империи, однако учитывая бесперспективность борьбы против высших инстанций и лиц в неправовом государстве, отказались от этой затеи63. Общие финансовые потери и убытки РАК в результате непредвиденной продажи колоний составляли по разным оценкам от 1 092 352 до 4 043 882 руб. серебром64.
В отечественной историографии советского периода продажа Аляски в целом трактовалась как негативное явление65. Анализируя причины этой сделки, некоторые авторы особо выделяли субъективный (личностный) фактор. Предельно резко высказался по этому поводу академик А.Л. Нарочницкий, который писал в своей монографии: «Тупость некоторых представителей помещичье-самодержавного строя облегчала американским капиталистам заключение столь выгодной сделки»66. По мнению М.И. Белова, уступка Русской Америки совершилась царским правительством «вопреки здравому смыслу»: оно пошло на «бессовестную сделку» в результате подкупа лиц из окружения царя67. А.И. Алексеев, критикуя «позорную сделку» и уже конкретно вел. кн. Константина, подчеркивал, что «ему оказались чужды более чем вековые героические свершения нескольких поколений русских людей, создавших Русскую Америку. Сиюминутные заботы и интересы постепенно возобладали. Близорукостью, недальновидностью и какой-то удивительной беспечностью, граничащей с легкомыслием, веет от документов той поры, когда решался вопрос, остаться или нет России на берегах Северной Америки»68. Сходную позицию занял и профессор Г.А. Агранат, который главную причину отказа России от Аляски видит в волюнтаристском, непродуманном решении царя и кучки его приближенных, не желавших или не сумевших должным образом оценить свои американские владения69.
С этой позицией принципиально не согласен Н.Н. Болховитинов, считающий заключенный в 1867 г. договор проявлением стратегической мудрости тогдашнего руководства Российской империи. Тщательно проанализировав документы, он пришел к выводу, что различные «гипотезы» и «предположения» о тайных мотивах «позорного решения», включая подкуп лиц из окружения Александра II, не имеют под собой никакого основания, а само решение продать российские колонии было правильным и хорошо продуманным актом70. Ряд современных отечественных авторов полностью разделяет эти взгляды71. Конечно, считает Н.Н. Болховитинов, сумма в 7,2 млн. долл. (около 11 млн. руб.), полученных царской казной в результате сделки, не могла быть значимым подспорьем при общих расходах России, превышавших 400 млн. руб. и выручка от продажи не могла быть существенным резоном для уступки колоний. По мнению ученого, наиболее весомым был внешнеполитический мотив: царское правительство предпочло добровольно отступить с «американского плацдарма», который было не в состоянии эффективно отстаивать, и укрепиться на азиатском берегу Тихого океана, устранив путем договора с США очаг возможных противоречий в будущем72. Вряд ли можно с этим согласиться. Иллюзии о непротиворечивом развитии русско-американских отношений рассеялись уже к началу ХХ в., после того как, «переварив» Аляску, США устремились на Дальний Восток и в Манчжурию, где, естественно, вновь столкнулись с российскими интересами. Неясно, в чем же в таком случае проявилась стратегическая мудрость царского руководства? Тем более что незадолго до продажи Русской Америки правительственный Комитет по устройству русских американских колоний прямо указывал на необходимость их сохранения в составе империи именно по политическим и военно-стратегическим соображениям, отмечая: «Но, несмотря на малополезность, для нас Американских владений, в отношениях промышленном и торговом, есть, однако, политические причины, обуславливающия необходимость их прочнаго за нами удержания. Только при укреплении за нами севера Америки, мы можем считаться хозяевами в северных частях Тихого океана, обладание которым представляет, во многих отношениях, весьма выгодные условия для могущества государства»73.
Недостаточно убедительным выглядит и тезис Н.Н. Болховитинова о внешней угрозе, как на едва ли не самом значимом факторе продажи Аляски. При этом маститый ученый фактически озвучил основной тезис Константина Николаевича: «Гораздо большее значение, – пишет Н.Н. Болховитинов, – при решении судьбы Аляски имела внешняя угроза, и в первую очередь экспансия Соединенных Штатов». Правда, далее автор приходит к весьма противоречивым выводам: «Тем не менее даже эта опасность не представляется решающей. Дело в том, что внешняя угроза русским владениям в Северной Америке существовала на протяжении многих лет (? – А.Г.). Особенно острой она была в годы Крымской войны со стороны Англии, а также со стороны США (?? – А.Г.), позиции которых на Тихоокеанском севере все более укреплялись. Вместе с тем именно в 60-х годах эта угроза несколько ослабла»74.
На самом деле, по нашему мнению, постоянной угрозы российским колониям не было. Опасность иностранного вторжения угрожала им лишь в отельные незначительные периоды военных конфликтов России с европейскими державами: во время русско-шведской войны (1788-1790 гг.), в эпоху Наполеоновских войн (1799- 1812 гг.) и Крымской компании ( 1853- 1856 гг.). Главный международный конкурент России в середине XIX в. – Великобритания – вовсе не намеревалась идти на противоборство с ней ради Русской Америки, в гораздо большей степени опасаясь американского экспансионизма в отношении Канады75. Что же касается Соединенных Штатов, то, как замечает сам Н.Н. Болховитинов, в 1866 г. они еще не оправились от последствий Гражданской войны. Более того, именно в 1866 г. дружественные отношения между США и Россией достигли апогея, о чем свидетельствовала миссия морского министра Г.В. Фокса в Россию. Внешнеполитической угрозы будущему российских колоний в то время просто не существовало. Собственно территориальных претензий и противоречий между Петербургом и Вашингтоном на официальном уровне вообще не было, ведь еще Конвенцией 1824 г. США признали международные границы Русской Америки. Наконец, Соединенные Штаты не имели общих рубежей с российскими колониями, будучи отделенными от них Канадой. Поэтому раздутый вел. кн. Константином тезис о военной опасности со стороны США (с которыми он, тем не менее, готов был крепить дружбу), представляется явно надуманным. Единственной реальной угрозой была активная экономическая экспансия граждан США (китобои, контрабандисты), с которой в середине XIX в. столкнулась не только Аляска, но и Чукотка. Но защищать экономический суверенитет тихоокеанских владений России генерал-адмирал явно не желал, о чем свидетельствует, например, его инструкция военным крейсерам 1853 г.76, а также маршруты и задачи русской тихоокеанской эскадры.
Можно добавить, что еще в 1930-х гг. профессор С.Б. Окунь пришел к верному, на наш взгляд, выводу: «С продажей американских колоний царизм освободился от необходимости заботиться об их защите и снабжении. Однако приобрести в лице Соединенных Штатов союзника против Англии, о чем мечтало царское правительство, не удалось»77. Другими словами, тактический выигрыш обернулся стратегическим проигрышем.
Тут невольно возникает вопрос, насколько руководствовались интересами страны высшие должностные лица империи и, в первую очередь, Константин Николаевич? Выше уже цитировались некоторые историки, достаточно однозначно высказывавшиеся на эту тему. Тем не менее, великому князю вряд ли можно предъявить обвинения в отсутствии патриотизма или своекорыстных устремлениях. О теплых чувствах к отечеству свидетельствует, например, его личное письмо к брату Александру II от 13(25) мая 1859 г.78 Константин Николаевич зарекомендовал себя горячим сторонником присоединения Сахалина к России: в послании А.М. Горчакову от 6( 18) апреля 1853 г. он требовал немедленной оккупации острова, «что совершенно необходимо дабы предупредить там иностранцев»79. Опасаясь за безопасность Дальнего Востока, он вместе с другими государственными деятелями отклонил предложение ряда деловых кругов США заняться совместной колонизацией устья Амура путем переселения туда русских и американцев80. Нельзя забывать и о том, что идею продажи Русской Америки в высших правительственных кругах первым озвучил не он, а Н.Н. Муравьев-Амурский, которого вообще трудно заподозрить в непатриотизме. Можно добавить, что еще в начале 1860-х гг. Константин Николаевич вынашивал широкие панславистские проекты, за что подвергся суровому порицанию со стороны своего царственного брата в «Конфиденциальной инструкции» от 18(30) июня 1862 г.81 Биограф великого князя К.Г. Житков отмечал в мемориальном очерке его «великую любовь к Родине» и личную бескорыстность: в связи с тяжелым финансовым положением страны после Крымской войны Константин Николаевич отказался от жалования по управлению морским ведомством и приказал придворной конторе произвести сокращение его собственных домашних расходов, в частности, распродать лишних лошадей82. А по словам академика А.Ф. Кони, Константин Николаевич «являл собою образ государственного человека в истинном и полном смысле этого слова. Его деятельность была настоящею службою родине, в светлое будущее которой от глубоко верил и ради которого не стеснялся возстановлять против себя тайных и явных поклонников отжившего прошлаго»83.
Возвращаясь к поднятому А.И. Алексеевым вопросу о легкомыслии царского руководства при подписании «позорного» договора 1867 г., надо сказать следующее. Ничего позорного в самом соглашении не было: продавая Аляску Соединенным Штатам, правительство решало сразу несколько текущих политических и экономических проблем84, а главный организатор продажи вел. кн. Константин отнюдь не страдал особой беззаботностью и отсутствием интеллекта. Наоборот, современники отмечали его способности, компетенцию и работоспособность85. Думается, что непримиримая позиция генерал-адмирала по отношению РАК и Русской Америке определялась не столько его либеральными воззрениями, на что неоднократно указывал академик Н.Н. Болховитинов86, сколько ведомственными интересами и собственными представлениями о благе России. Можно повторить еще раз, что как глава морского министерства он ощущал особую тревогу за будущее колоний, достойную защиту которых он был не в состоянии обеспечить.
В заключение следует еще раз коснуться роли субъективного фактора в контексте причин продажи Аляски. Безусловно, он имел важное (хотя и не решающее) значение87. Ведь именно от позиции высших царских сановников в прямом смысле слова зависела судьба Русской Америки. Помимо этого существовал и сложный комплекс объективных проблем (экономических, политических, социальных, демографических и др.), подталкивавших царское правительство к уступке Аляски88. Однако существуют большие сомнения, что без мощного лоббирования вел. кн. Константина колонии были бы проданы США только под влиянием записок Муравьева-Амурского или донесений Стёкля. Именно Константин Николаевич с помощью своих надежных соратников и союзников, занявших в 1860-е гг. ряд важнейших государственных постов империи, смог «продавить» нужное ему решение раз и навсегда избавиться от Русской Америки и фактически ликвидировать Российско-Американскую компанию.
