.....Справедливости ради, необходимо рассказать и о самом первом старателе Колымы. Это был казанский татарин из деревни Мирзан Бари Шафигуллин, страдавший, как и его верные товарищи, неизлечимым недугом под названием «золотая лихорадка». Привожу полностью интереснейшую статью Алии Зиганшиной из газеты «Вечерняя Казань» № 177 (3119).
Будете у нас на Колыме...
"...Личность Бориски, как называли Бари на Колыме, интерпретируется журналистами, писателями, геологами по-разному: одни воспринимают Шафигуллина романтиком Севера, другие называют его не иначе как «хищником». Но факт добычи нашим земляком первого золота признается неоспоримо.
Уроженцы деревни Мирзан Бари Шафигуллин и Сафей Гайфулин отправились из родной Казанской губернии на прииски Лензолота на заработки. Но репрессии, последовавшие после знаменитого Ленского расстрела в 1912 году, вынудили гастарбайтеров искать другие места. Бари и Сафей решили не возвращаться на родину, пока не смогут обеспечить достойную жизнь своим семьям, и подались в вольные старатели. Их азарт подогревали слухи о будто бы найденных в районе Охотска россыпях золота: друзья завербовались каюрами в торговый караван и так добрались до Охотского побережья. Но здесь их ждало разочарование, хотя в своих поисках Бориска не пропускал ни одного ручья.
«Надо идти в глубь материка, на Колыму!» - согласно решили товарищи после встречи с опытным охотским старателем Михаилом Коновым.
Вновь нанявшись в купеческий караван в качестве транспортных рабочих, Шафигуллин и Гайфулин летом 1914 года добрались до Колымы, где начали разведку. Для опробования кварцевых жил не было ни нужных инструментов, ни условий, и все же в долине речке Буюнды - притока Колымы - старатели обнаружили неоспоримые знаки, свидетельствующие, что золото близко. Но началась Первая мировая, и старатели были вынуждены вернуться на побережье - впрочем, в армию их не призвали. Зато в Оле к ним присоединился еще один старатель, Байков, и троица вновь устремилась к притокам Колымы. Добравшись до Среднекана, били шурфы, пробираясь через вечную мерзлоту к золотоносным пескам. Увы, долгое время Колыма лишь дразнила охотников значками, и Байков, не выдержав, уехал искать свой фарт на Аляску. А Бари и Сафей, на пятидесятиградусном морозе отогревая землю кострами, трудились всю осень и зиму. Наконец весной 1915 года удача им улыбнулась - в устье одного из ручьев старатели наткнулись на богатую россыпь. Теперь добытыми самородками можно было расплатиться с купцами, закупить продукты и инструменты и вновь вернуться к своему «Эльдорадо».
Неожиданный финал наступил в начале 1917 года. Бориска вновь отправил Сафея в Олу пополнить запасы провианта, а сам остался стараться. Закупив всё необходимое, Сафей однако ни за какие деньги не смог найти ни караванов, ни оленей. А распутица вообще надолго отрезала Колыму от побережья.
Первым Бориску обнаружил проходивший по долине Среднекана караван якута Дмитриева. Старатель сидел на краю шурфа, одна нога обута, обувь с другой лежала на дне... Место вокруг шурфов было обмотано суровыми нитками. О кончине Бориски сразу же возникло множество легенд, настолько странной казалась внезапная смерть физически сильного, здорового мужчины. Умереть от голода он не мог - в землянке еще оставались продукты. Убийство и грабеж тоже исключались - не было следов борьбы, да и на шее старателя висел мешочек с самородками. Якуты решили, что старатель потревожил покой злых духов, и те ему так отомстили. Похоронили Бориску в им же вырытом шурфе, положили рядом с могилой сработанное до ручки кайло, и без оглядки поспешили прочь.
Весть о смерти Бориски и найденном им золоте вскоре распространилась по всему Охотскому побережью, но смельчаков, рискнувших пойти по его стопам, не нашлось. Да и не до поисков золота уже было - революция, гражданская война. Лишь в 1924 году его старый товарищ Сафей приехал на Среднекан с двумя другими старателями, Поликарповым и Кановым. Поликарпов дал заявку на добычу золота на ручье Безымянном, после чего началось «шевеление» на государственном уровне: в 1928 году была организована первая Колымская геологоразведочная экспедиция под руководством геолога Юрия Билибина. Случайно обнаруженная спрятанная Бориской банка из-под кофе «Энем», полная золота, подтвердила - золото есть, а дальнейшие изыскания открывали все новые и новые месторождения.
По предложению Билибина в честь Бориски были названы ручей Борискинский и прииск Борискин, который просуществовал до 50-х годов и дал стране многие тонны золота. А в 1939 году экскаватором при проведении золотодобывающих работ была случайно вскрыта могила самого Шафигуллина. «Мне запомнились сильно почерневшее, очень худое лицо, высокий рост, могучие плечи, заскорузлые руки старателя, открывшего первое колымское золото», - писал геолог Борис Русанов, присутствовавший при перезахоронении легендарного татарина. Горняки изготовили из грубых плах гроб, и тело вновь было погребено за контуром отработанной россыпи."
Примитивную технологию добычи золота с большим знанием дела показал Павлов Иван Иванович в своем невесёлом автобиографическом повествовании «Потерянные поколения». Чрезвычайно познавательный материал, который я не могу не привести на этих страницах.
"Колымские золотоносные месторождения занимают обширные области северо-востока страны в долинах рек Колымы, Индигирки, Яны и их притоков, рек Чукотского полуострова. Богатых коренных месторождений на Колыме мало. Их разрабатывают рудниками, как правило, подземным способом. Но даже малые ручьи, которые зачастую можно переступить или перепрыгнуть, петляя и извиваясь, размыли за сотни тысяч лет обширные участки коренных месторождений, шириной до ста и более метров и глубиной в десятки метров. Глина, песок, гравий, дресва, щебень и галька смывались потоками воды вниз по течению к устью речки, а валуны, золото, другие металлы и тяжелые минералы опускались вниз на дно ручья и скапливались там, образуя богатые россыпные месторождения. Мелкие пластинки золота уносились водным потоком вниз по течению ручья, не образуя, как правило, промышленных россыпей. Заиленные донными отложениями, обогащенные участки россыпи, называемые «песками», впоследствии оказались погребенными под слоем пустых или мало содержащих металл пород, так называемых «торфов». Мощность этого слоя составляла обычно несколько метров, редко превышая десяти. Таким образом, в понятия, мало отличавшихся по внешнему виду пород – «песков» и «торфов» вкладывались экономические категории, определявшие целесообразность разработки участка месторождения при определенном уровне технологии промывки горных пород и добычи металла.
На Колыме крупнейшие месторождения золота, протяженностью до двадцати километров и шириной в несколько сот метров, находились в Сусуманском и Ягодинском районах: в долинах речек Чай-Урья («Долина смерти») и Ат-Урях. В середине сороковых годов, когда повсеместно использовался труд заключенных и основными орудиями труда были кайло, лом, лопата и тачка, открытым способом считалось целесообразным разрабатывать участки месторождений со средним содержанием золота не менее двух-трех граммов на один кубический метр песков при мощности торфов до трех метров. Подземным способом в то время разрабатывались участки глубоко залегающих месторождений со средним содержанием металла не менее пяти граммов на кубический метр. Размеры россыпи зависели от длины и полноводности ручья или речки и величины коренного месторождения, когда-то обогатившего россыпь, и обычно составляли: в длину - от нескольких сотен метров до нескольких километров, в ширину - от нескольких десятков до сотен метров. На прииске Марины Расковой мощность торфов была невелика и составляла два-три метра. Поэтому месторождения разрабатывались только открытым способом. По протяженности они разбивались на участки, длиной 250 - 300 метров, каждый из которых обслуживался отдельной бригадой и «промприбором» («промывочным» или «промывным» прибором). Вскрыша торфов производилась, как правило, экскаваторами до начала промывки песков. Торфа выкладывались на борт полигона (боковой край участка месторождения, разрабатываемого открытым способом и не содержащего уже промышленных запасов золота), обычно с промежуточной перевалкой их.
На прииске Марины Расковой было два экскаватора – «Воткинец» и «Кунгурец»; и в разгар промывочного сезона, когда они не справлялись со вскрышей, в бригадах выделялись звенья для ручной вскрыши торфов с использованием кайла и лопаты. Торфа отбрасывались на три-четыре метра от пескового забоя, а через некоторое время убирались экскаватором за пределы полигона или переваливались далее вручную. Мощность песков была невелика: около полутора метров. После вскрыши торфов, перед началом промывки песков через каждые 250 - 300 метров у одного из бортов полигона за границей промышленных запасов металла сооружались промывочные приборы. Промывка песков («обогащение» их) производилась на приисках при помощи лотков и промывочных приборов разной конструкции и производительности по той же схеме, по которой природа создала промышленные россыпи, но выполнялась на небольших участках за значительно более короткие сроки. Основным типом промприборов на приисках в то время были шлюзовые приборы. Пески в тачках подавались в бункер прибора, а затем по наклонной транспортерной ленте они поднимались на высоту восемь - десять метров над уровнем долины ручья, где и ссыпались в деревянный «шлюз» («колоду»), длиной около тридцати метров и в котором производилась их промывка. Для промприборов, промывающих соседние участки россыпи, вода в шлюзы поступала из сплоток: деревянных желобов, протянувшихся вдоль ручья от верхнего течения его до головок промприборов на высоте десять - двенадцать метров, соответствующей уровню поступления воды в шлюзы. Протяженность сплоток составляла обычно сотни метров, иногда - более километра. Сплотки устанавливали на склоне ближайшей сопки или на высоких столбах. Из сплоток вода с помощью ответвлений и деревянных шиберных заслонок распределялась между соседними промприборами. Для отдельно расположенных приборов воду в шлюз перекачивали при помощи насосов. Для улавливания металла дно шлюза выкладывалось резиновыми ковриками с рифленой поверхностью - матами. В верхней части, куда поступали пески и вода, маты покрывались массивными, литыми колосниковыми грохотами или сварными - из полосового железа, в средней и нижней части шлюза – «трафаретами»: стальными листами с круглыми отверстиями с диаметрами в два-четыре сантиметра. Трафареты устанавливались для предохранения золота от вымывания потоком воды и сноса его в отвал и укладывались, обычно, на плинтусах, толщиною в три сантиметра.
Промприборы сооружали за границей полигона, часто для экономии лесоматериалов на торфяном отвале. Заключенные, работавшие у шлюза, с помощью скребков с длинными деревянными ручками разбивали связанные глиной комья породы и помогали «хвостам промывки» (гальке, гравию, щебню, дресве и песку), увлекаемых водным потоком, перемещаться по трафаретам шлюза в отвал. Нередко попадавшиеся валуны извлекались из колоды вручную и выбрасывались вниз с прибора. Высота шлюза над отвалом по мере отработки полигона постепенно уменьшалась, и отвал приходилось периодически разгребать скребками и лопатами, сбивая верхушку его конуса и расчищая место для новых порций хвостов промывки. Когда отвал начинал «подпирать» шлюз, для выхода промытых песков за границу отвала шлюз удлиняли «вадами» - корытообразного профиля металлическими желобами, уложенными с небольшим уклоном в сторону основания отвала. Хотя вады тоже часто забутаривались и для перемещения грунта по ним приходилось прилагать немалые усилия, работая скребками и лопатами, гладкое дно их значительно облегчало труд отвальных. По дну вад грунт передвигался легче, они позволяли получить более пологий отвал и разместить в нем больше промытой породы."
Сколько времени родители провели на Мальдяке, я не знаю, скорее всего, прииск был лишь мимолётной транзитной остановкой. После Мальдяка, пройдя необходимые формальности по трудоустройству, молодые супруги вместе со всем своим нехитрым скарбом, который, по всей видимости, занял объём пары потёртых или, скорее, фанерных чемоданов («сидоров»), дружно переместились на один из горных участков прииска - Верхний Беличан, он же одноимённый посёлок и ручей. Процитированный ранее Алин Д.Е. в своей книге упоминал также и участок под названием Нижний Беличан, находившийся, если следовать логике, ближе к устью речки Беличан, чем его верхний брат-близнец. На нём функционировала шахта № 12 (бис). В конце 40-х годов на этом предприятии использовался в основном ручной труд, главный штрек имел длину около 200 м, а высота кровли не превышала полутора метров. В довершение ко всему отсутствовала вентиляция и электрическое освещение, вместо него горняки использовали коптилки из подручных средств (мох, облитый соляркой). Техника безопасности – на уровне каменного века. Однажды бывший горняк Алин оказался на волосок от гибели, гоняя тачку с породой в этой преисподней на пределе человеческих сил.
Между прочим, шахта в вечной мерзлоте – это довольно оригинальное инженерное сооружение, глубина которого может достигать в среднем 70 м. Летом температура воздуха внутри где-то минус 7-10 градусов. Со временем в заброшенных шахтах кровля и стены подземных лабиринтов покрываются пушистым серебристо-белым ковром, сотканным из множества плоских полупрозрачных кристаллов льда самых причудливых форм и узоров. Кристаллы вырастают до размера ладони. Они ярко переливаются под лучами фонарей, словно друзы горного хрусталя. Эти хрупкие шедевры вечной мерзлоты никогда не тают, потому что температура в шахте всегда отрицательная, относительно постоянная, а воздух сухой. Когда их случайно или специально сбивают, они разлетаются мелкими осколками и издают приглушённый и странный для слуха звук похожий на хруст ломающегося органического стекла. В 2010 году я посещал природную пещеру в городе Кунгур на Урале. В ней аналогично формируются кристаллы, но они молочно-белого цвета и меньшего размера - не такие эффектные, как в колымской шахте. Кроме этого, в колымских недрах часто можно видеть мутные ледяные линзы, которым десятки, а может и сотни тысяч лет, а также торчащие из мерзлоты куски древней трухлявой древесины. По этим убедительным приметам можно сделать вывод, что раньше растительность, укрытая многометровым слоем земли, была очень буйной. На старых деревянных креплениях кровли, находящихся под огромным давлением, можно наблюдать поразительные примитивные формы современной жизни - пушистые комки грибка. Он имеет выраженный белый цвет и достигает размера до 4 см. А самым желанным украшением искусственной пещеры, наверное, были сияющие жёлтыми светлячками кусочки добытого в забое золота, когда смелые горняки, в конце концов, добирались до спая, перемалывая в мелкую крошку каменное русло безымянной допотопной реки. Спаем называется граница между скальными и мягкими породами, на этом стыке, как правило, самая большая концентрация золота.
Сегодня в беспризорных золотых шахтах на свой страх и риск работают так называемые «хищники» (или «хищнота», с ударением на предпоследнем слоге) – простые работяги, у которых по разным причинам просто нет другой работы под рукой. У литературного классика я прочитал, что первые хищники появились в XIX столетии на Урале, они мыли золото и платину в россыпях. Снаружи вход в заброшенную шахту похож на колодец, накрываемый наглухо двумя деревянными створками от непогоды, минуя их, старатели попадают в узкую, сплюснутую по краям и покрытую льдом нору под наклоном градусов в сорок. Хищники передвигаются внутри гуськом друг за другом по вырубленным ледяным ступенькам, держась руками свободными от груза за своеобразные леера из толстой стальной проволоки, прибитой к деревянным креплениям. Когда трудный спуск заканчивается, охотники на «золотого тельца» попадают в просторную галерею, от которой в разные стороны разбегаются многочисленные ходы высотой метра в полтора. Часто, чтобы не заблудиться в этих лабиринтах, горняки по ходу движения укладывают листы бумаги в качестве своего рода путеводной нити Ариадны. Условия труда на таком «производстве» предельно вредные и опасные, это связано с тем, что вечную мерзлоту, содержащую металл, приходится оттаивать мощными бензиновыми горелками. Почти при полном отсутствии вентиляции хищникам приходится вдыхать продукты горения бензина большой концентрации. Горелки также способствуют подтаиванию целиков и кровли, что может послужить толчком к обрушению породы. Освещение в недрах только автономное, за счёт персонального аккумулятора и добротной лампы китайского производства прикреплённой к каске, излучающей яркий бледно-голубой свет. В некоторых местах над отчаянными головами хищников грозно висят дамокловым мечом многотонные куски породы или так называемые заколы. Были трагические случаи, когда заколы неожиданно обрушивались на людей. Чтобы извлечь погибшего из-под завала и по-человечески похоронить его на поверхности, уцелевшими хищниками предпринимались титанические усилия. Это – неписанное священное правило. Единственная привилегия для этих «вольных художников» – ненормированный рабочий день, можно залезть в колымские копи на два-три часа, а можно провести там и все двенадцать, если хорошо пошёл в руки благородный металл и можно прилично заработать, не уплачивая «заботливому» государству подоходный налог. Разумеется, опытные горняки могут нутром чувствовать, в каком именно месте нужно палить грунт, но кроме многолетнего опыта и тонкого чутья у них имеются на вооружении современные и очень эффективные инструменты - импортные металлоискатели. При левой добыче золота существует реальная опасность наткнуться на неразорвавшийся детонатор в породе, который когда-то остался в пробуренном шпуре от старых взрывных работ. Такая неожиданная встреча с прошлым может закончиться весьма плачевно. Золото моют на месте в примитивном промывочном приборе, установленном в удобной галерее, где можно стоять в полный рост, воду для этого нехитрого дела растапливают из ледяных линз теми же горелками. В колымской шахте всю смену надо активно двигаться и интенсивно работать, чтобы не замёрзнуть и не заболеть. Что касается получения дохода от этого нелегального бизнеса, то его можно сравнить с игрой в русскую рулетку - или пан или пропал.
Весной 1949 г. на Мальдяке «казённые дома» на время прикрыли, вскоре часть освободившихся рабочих мест занял так называемый «особый контингент», этим словосочетанием власти именовали бывших строителей ядерных объектов (носителей государственных секретов). В их составе были замечены и бывшие фронтовики с орденскими планками на груди. Все эти несчастные люди вместе со своими семьями находились там под строгим надзором, хотя и не за колючей проволокой, но лишённые права выезда на «материк» - так называлось и называется до сих пор более комфортное для жизни пространство, расположенное далеко за пределами Колымы. У многих, если не у всех, колымчан в подсознании место жительства ассоциируется с островом, а уходящие в бесконечность сопки – с безбрежным океаном. Таким образом, и сформировался, на мой взгляд, стереотип далёкого благодатного «материка».
С октября 1951 г. по октябрь 1954 г. прииском Мальдяк успешно руководил грузный по комплекции, но с живым характером и довольно бесцеремонный Стародубцев В.Г., сменивший на этом ответственном посту Дениса Леонтьевича Ольшамовского. На момент вступления в должность нового начальника количество тайно прибывшего на прииск народа с казённым клеймом «ОК», включая женщин и детей, составило 342 человека, о чём на весь мир злорадно объявила вездесущая радиостанция «Голос Америки».
Ещё одна цитата из «Заросших троп», которая характеризует появление нового этапа в развитии Колымы накануне приезда моих родителей.
«Переломный 1953 год ушёл вмерзать в вечность. Новый 1954 год вместе с морозами принёс большие перемены на Колыме. Вместо «Системы Дальстроя МВД» родилась «Магаданская область» и «Советская власть на Колыме». Вместо замполитов появились секретари, райкомы и обком партии КПСС. И всё это в экстренном порядке, как «переворот». Кто-то назвал – «оттепель»».
Как здорово сказано: "…год ушёл вмерзать в вечность". Целая философия.
В сентябре 1954 г. лица, витиевато прозванные «доблестными» органами «особым контингентом», без лишнего шума в течение десяти дней покинули Колыму морским путём навсегда. Характерно, что практически никто из этих без вины виноватых людей не оставил никаких воспоминаний о тревожном времени, проведенном на Колыме, то ли не хватило духа, то ли пресловутая подписка о неразглашении помешала поделиться острыми впечатлениями о постылой и такой несправедливой ссылке.
Однако, как гласит народная мудрость, свято место пусто не бывает, его быстро заполнили вольнонаёмные добровольцы, завлечённые со всех концов необъятной страны умелой агитацией полномочных представителей Дальстроя. В их числе были и мои молодые, полные сил и надежд родители. Так что же за «домашние условия» были в перечисленных населённых пунктах, в которых под загадочным северным небом рождались закалённые и хладнокровные дети энергичных и сильных духом северян. В Интернет-издании комбината «Криворожсталь» я прочитал статью об Иване Алексеевиче Кудыме – Герое Социалистического Труда, некогда прославленном бригадире золотого прииска Мальдяк. Кудым родился 20 сентября 1928 г. Он вспоминал, как в 1955 г. его, приехавшего на Север с женой и двухлетним сыном, поселили в пустом посёлке Верхний Беличан. Жили нелегко. Все удобства на дворе, вода привозная, печку, хочешь - не хочешь, топи круглосуточно – иначе северный ветер выдует тепло за пару часов. Иван начинал работу на Верхнем Беличане скреперистом, потом машинистом больдозера. С ним рука об руку трудились его наставники Берзинец Алексей Сидорович и Побочий Александр Иванович, которые и отметили его трудолюбие и организаторские способности. Можно быть абсолютно уверенным, что мои родители были знакомы с этими достойными людьми, не исключено, что и работали вместе.
В отношении Кудыма могу добавить следующее. Недавно нашел в Интернете его фото, на котором он уже в зрелом возрасте, с заслуженным орденом на груди. Я сравнил этот снимок со старой фотографией, где изображен мой отец со своими товарищами по работе на Верхнем Беличане. И нашел в этой группе из четырех человек совсем молодого Кудыма!
Мать рассказывала мне, что в поселковой речной воде водились неприятного вида «пиявки», от которых необходимо было избавляться путем её тщательного процеживания.
В окрестностях посёлка, на расстояниях от восьми километров и более от него когда-то функционировали лагеря, носившие следующие необычные названия: Лукич, Бургалинский, Куранах (это якутское слово означает «сухой»). Про Мальдяк я упоминаю постоянно. Как правило, такие же названия, как и у золотоносных ручьёв и речек, вблизи которых располагались недоброй памяти пенитенциарные учреждения, были присвоены и лагерям. Начальником прииска Мальдяк в это время работал сменивший Стародубцева его хороший приятель и просто приятный человек Пономарёв Анатолий Андреевич, выполнявший до назначения на должность обязанности главного инженера и носивший геологическую форму с петлицами с двумя просветами и тремя крупными звёздами. Получается, что именно он должен был подписывать приказ о приёме моего отца на работу.
В 1956 году большинство колымских полигонов было залито водой – дала о себе знать непредсказуемая стихия, работа по добыче золота на определённое время остановилась, редкие прииски смогли выполнить производственный план. В число отстающих предприятий попал и Мальдяк.
У меня имеется фотография, которая была сделана, судя по бледной надписи карандашом на её обратной стороне, в апреле 1957 г., то есть накануне моего скромного дня рождения. В посёлке Верхний Беличан на крыльце неказистого с покосившейся дверью барака, собранного из грубо отёсанного бруса лиственницы и отмеченного небольшой вывеской «ОБЩЕЖИТИЕ № 1», спокойно стоят, щурясь от яркого весеннего солнца, три человека: отец, Воронов Борис и Юра (возможно, последние двое братья). Все курят, Сергей и Борис улыбаются, у всех хорошее настроение, а Юра, слегка прикрыв глаза, сосредоточенно наигрывает на гармошке какую-то любимую мелодию. Отец одет в короткую куртку с нагрудными карманами на пуговицах и щегольские хромовые сапоги «гармошкой», в которые заправлены черные брюки. На голове - непременная кепка. Типичная «парадная» форма одежды тех лет. Хотя, тогда ещё носили такого же фасона куртки, только из тёмного вельвета, с нагрудными карманами на молнии – «высокая» мода 50-х и 60-х годов. Наверное, снимок сделан в выходной день, мать в этот момент, очевидно, занималась домашним хозяйством, находясь внутри строения, стены которого со дня на день должны были содрогнуться от моего первого в жизни крика. Как сложилась судьба этих двух молодых приятелей отца, что на снимке, одному Богу известно. Глядя на фотографию, почему-то сжимается сердце и становится одновременно и грустно и светло.....
(продолжение следует)
